Моногамия - [89]

Наконец, Алекс просыпается. Сонный он смешной и милый до изнеможения, растягивается в обожающей улыбке и губы его тут же тянутся целовать то, что первое попадётся. Наконец, он просыпается до конца и по яркому солнцу, заливающему спальню понимает, что проспал:

— Чёрт! Сколько времени?

Хватает свой смартфон и, недоумевая, проверяет заведённый будильник:

— Ничего не понимаю, я же выставил его на 6 утра! Я точно помню…

— Не ругайся на будильник, — отвечаю ему я, вытягивая, наконец, многострадальную правую ногу, — это я его отключила.

— Зачем? У меня куча дел была запланирована на утро, больше так не делай! — он мягок, но в голосе проскальзывает негодование, как посмела я вмешиваться в «святое» — в планы!

— Алекс!

— Да!?

— Ты решил это воскресение уделить мне, так?

— Так…

— Значит, время этого воскресенья принадлежит тоже мне, так?

— Ну, да…

— Вот я своё время взяла и потратила на твой сон. Больше мне ничего не нужно, потому что сейчас для меня это самое важное: ты мало спишь и никогда не высыпаешься, мало ешь и никогда не отдыхаешь, и всё это действует мне на нервы, потому что я беспокоюсь, что ты снова заболеешь!

Алекс молчит, а я вытягиваюсь уже вся, так как кровь, наконец, вернулась в мою ногу, и стону:

— Блин, у меня всё тело затекло!

Поворачиваюсь к нему и вижу, что глаза его наполнились слезами, да ещё так щедро… Я уже в панике, лихорадочно решаю, что он запланировал нечто важное на утро, мысленно отрубаю себе голову за эту выходку, и шепчу:

— Прости меня, я поняла, я больше так делать не буду…

Внезапно он загребает меня обеими руками, как большой, очень большой котёнок, вжимает меня в себя, и надрывным голосом просит:

— Делай! Делай, пожалуйста, так всегда! Делай со мной всё, что захочешь, ты — самое дорогое, что у меня есть…

Кажется, в эту секунду мы совершили гиперскачок навстречу друг другу, а я так и не поняла, что же его так тронуло?

Mario-M — Let Me Out

В воскресенье погода сделалась теплее, а ветер умереннее, и мы долго гуляли по побережью. Алекс показывал мне чудесные места, мы были в сказочном лесу, влажном, покрытом светлозелёными мхами, даже нашли несколько огромных белых грибов, которых тут много, и «наши», уже разбалованные их обилием, не берут все другие, а сами американцы вообще такой забавой, как сбор грибов, не увлекаются.

В отель мы вернулись ближе к вечеру, нужно было быстро поужинать и выдвигаться обратно, домой, чтобы успеть вернуться хотя бы до полуночи, ведь завтра Алексу на работу, и его будничный будильник выставлен на 5:30. Хотя бы 5 часов пусть поспит…

Я устала, и пока Алекс собирал наши вещи и делал нужные ему звонки, прилегла в спальне ненадолго, но он очень скоро последовал за мной. Постель стала для нас чем-то намного большим, чем место для сна и ложе любви. Это было то место, которое единственное подтверждало, что мы пара, что мы всё ещё супруги, оно давало надежду, что однажды всё вернётся, наши глаза вновь наполнятся счастьем, а сердца радостью, что мы вновь найдём друг в друге родственные души, но на этот раз уже сохраним эту связь, взлелеем её и превратим в то, что Алекс так уверенно описывал мне, сидя на полу своей парижской кухни — в нашу настоящую и счастливую семью.

Мой муж лёг рядом, не отрывая глаз, но и не прикасаясь. Его нерешительность сковывала меня, но я собрала силы и волю в кулак и сделала первый шаг: провела ладонью по его щеке, медленно нежно, наслаждаясь сама и лаская его одним и тем же жестом. Глаза Алекса закрылись, он как никто всегда чувственно откликался на мои редкие ласки, но мне и тогда не дошло, как много на самом деле они значили для него…

Не дождавшись ничего большего, он придвинулся ближе и обнял меня, лаская своими губами мои руки, лицо, шею, грудь и остальные части моего тела, по мере того, как ловко освобождал их от одежды. Вот кто не скупился на ласки, вот кто умел щедро дарить их, доводя до исступления — это Алекс, Бог любви, сломленный и опустошённый, он никогда не изменял себе, оставаясь непревзойдённым любовником. Сейчас я часто задаюсь вопросом: как он вообще терпел меня? Мою тупую упёртость и принципиальность? Мою холодность и бесчувственность?

Да, он терпел и мирился, а недостаток моего тепла с лихвой заполнял своей горячностью, настолько щедро, что её хватало нам обоим…

В тот раз Алекс не задавал мне вопросов по поводу увиденного, не требовал восторженных эпитетов, он молчал, и я поняла, что он просто хотел побыть со мной наедине, что действительно удавалось нам крайне редко — вечерами и в выходные, когда ему случалось бывать дома, дети неустанно висели на мне или на нём, в основном даже на нём, и времени и места для нас двоих, кроме как в спальне, больше не было. Но ведь супруги это не только постель, должно же ведь быть и нечто большее, нежели секс? Должно быть, но у нас этого определённо не было, потому что большая часть нашего уединения в этом волшебно холодном и тоскливом месте прошла всё-таки в постели. Это был единственный язык, на котором мы могли ещё говорить.

Я почувствовала тогда это более, чем явно, и поняла, что если ничего не изменить, долго я не задержусь в его объятиях, а мне уже отчаянно не хотелось его терять. С этого момента я стала придумывать нам общие темы для бесед, общие выходы в город, развлечения, стала интересоваться его работой, о которой он всегда много и вдохновенно рассказывал. Я стала выходить в холл, когда Алекс возвращался с работы и улыбаться ему, а он с ещё более тёплой улыбкой устремлялся ко мне, обнимая и целуя, и эту жажду моей близости после его долгого рабочего дня невозможно было вот так сыграть, я чувствовала, как сильно нужна ему. Потом заметила, что с момента моих тёплых встреч Алекс стал возвращаться домой раньше, пренебрегать не столь важными ужинами с партнёрами и коллегами и ужинать со мной.