Моногамия - [83]

Мы едем домой в полнейшей тишине, он не смотрит на меня, я на него тоже, я устала. Он ведёт спортивную машину быстро, дерзко, сексуально. Почти всё, что он делает, возбуждает меня. Я знаю, что случится, когда мы приедем, он тоже, поэтому белый ламборджини несётся с бешеной скоростью.

Deep In U — TAWk

Мы входим в наш дом, я иду первой, он за мной. Не говорим друг другу ни слова, но оба чётко знаем, что делаем. Мы поднимаемся по лестнице, мы в спальне. Алекс снимает пиджак, футболку, я стягиваю свою. Он приближается и целует меня в шею, я повторяю за ним. Он втягивает носом запах моих волос, затем поднимает голову и смотрит на меня — его глаза одурманены, веки приопущены, он дышит тяжело, учащённо, его губы приоткрыты в нетерпении, в ожидании, в предвкушении. Я знаю, этой ночью его губы и язык будут поглощать меня, исследовать каждый миллиметр моего тела, я знаю, его поцелуи оденут меня полностью, его язык оближет всю мою кожу, где бы она не была… Всё это я знаю наверняка, ведь я не впервые смотрю в его тёмные, почти чёрные, переполненные страстью и желанием глаза, и я кое-что уже умею читать в них…

Его ладони сжимают мою голову, он смотрит в мои глаза — это обязательно для него, он должен видеть их, так происходит всегда. Не знаю, что он находит в них, но от этого зависит всё то, что он будет делать дальше. А дальше, он быстро снимает с меня мои дырявые джинсы, в которых я вышивала на сцене каких-то полчаса назад, и кладёт мои руки на свой ремень, его глаза умоляют раздеть его, обнажить его тело…

Я пытаюсь расстегнуть его дорогой ремень с заумной прямоугольной пряжкой, с трудом преуспеваю в этом, но Алекс терпелив сегодня, он ждёт…

Стараюсь стянуть с него джинсы, но они слишком узкие, мне приходится запустить руки под них, чтобы ухватиться, как следует. Я чувствую его кожу, и это возбуждает меня, ведь я так давно не прикасалась к нему… Алекс дышит часто, скрывая с трудом своё нетерпение, но он никуда не спешит, у него полно времени, оно полностью принадлежит ему. Наконец, я расправляюсь с его чёртовыми модными джинсами, и теперь его очередь снимать с меня бельё, и я в предвкушении…

Именно в нём, потому что Алекс тот редкий мужчина, который может довести до экстаза лишь тем только, как снимет бюстгальтер: касания его пальцев так нежны и так волнительны, они случаются именно там и только тогда, где и когда должны случаться для полнейшего расплавления моей стойкости, целомудренности, гордости… Освобождая грудь от ткани, он словно ласкает её взором, и тело просится в изнеможении упасть в его объятия… А ведь он ещё и не начинал своих игр…Это даже не начало, он только раздел вас…

Но я стойкая, я никогда не падаю в объятия мужчины сама, ему придётся заставить меня сделать это. Отступаю назад к кровати, он идёт за мной. Смотрит. Смотрит на меня, как удав на кролика — ещё немного и съест. И всё, дальше секс. Бешеный, сумасшедший, ненасытный. Он не дал мне спать в эту ночь вообще, я уже не могла дождаться, когда ж он успокоится. Я заморила его голодом за эти недели, бедный, он никак не мог насытиться. Мы делали это раз пять, или шесть, может даже и семь, я не помню… Меня распластало от усталости так, что я в прямом смысле отключилась под утро, расслабленная, уставшая, удовлетворённая. Засыпая, всё ещё ощущала его губы и горячее дыхание на спине, ягодицах, но сознание уже растворялось в сладостной дрёме, рассеивалось с одной лишь только мыслью, с уверенностью, что за все эти месяцы с момента его выздоровления у него не было никого кроме меня…

James Arthur — Can I Be Him

Я проснулась в полдень, и, о чудо, смотрю и вижу, Алекс рядом со мной, спит как младенец. Совершенно выбился из сил, бедолага. В моей голове одна за другой стали всплывать картины того, что он творил этой ночью, и я почувствовала, как краска заливает мне щёки. О Боже…

На полу лежит его телефон, там десятки пропущенных звонков, он звонит и звонит беззвучно. А мне наплевать, пусть звонит. Я поднимаюсь тихонько, иду в душ.

Вымывшись, долго и внимательно рассматриваю своё отражение в огромном зеркале. Мне запомнился этот эпизод, тогда случилась моя первая в жизни тотальная самопереоценка. Моё стройное тело будто и не моё вовсе: абсолютно плоский рельефный живот — такого у меня не было даже до Алёшиной беременности — результат лишь нескольких тренировок с профессиональным инструктором; мои ноги больше не худоваты — они идеально стройны и наполнены мышцами в тех местах, где до этого не хватало объёма; моя кожа бархатная, без единого изъяна, больше не белая с голубым оттенком, а лишь слегка позолоченная строго рассчитанным профессиональным косметологом посекундным временем в солярии; шикарные блестящие волосы — они и были всегда красивыми, но теперь за ними ухаживают лучшие стилисты Сиэтла. Я смотрю на своё отражение и не могу узнать себя — я ничем не хуже гламурных красоток, оказывается. Я не сделала ничего особенного, ничего кардинального, я лишь подчеркнула свои достоинства, слегка подкорректировала недостатки. Вывод: красота — это труд и деньги. Много денег и немного профессиональных и моих усилий.