Моногамия - [55]

Flunk — Blue Monday

Скоро Алекс вернулся, и на его лице не было и тени боли. Я подумала, как искусно он умеет скрывать то, что ему нужно скрыть. Он сказал, что хочет показать мне что-то. Мы долго поднимались на лифте в том же здании, где был клуб, потом ещё несколько пролётов по лестнице, пока не вышли на крышу. Передо мной развернулось невероятно захватывающее зрелище: сотни тысяч огней, больших и маленьких, ярких, цветных складывали невероятную мозаику ночного мегаполиса. Красота Сиэтла заворожила и покорила меня навсегда, мне вдруг непреодолимо захотелось жить в этом городе, стать частью этого потрясающего организма. Алекс наблюдал за мной и улыбался, его грубость и отдалённость испарились. Он всё время смотрел на меня, смотрел, не отрываясь, будто держал мысленно за руку и вёл по своей жизни, открывая всё, что было доселе скрыто от меня, всё то, от чего я так уверенно отказалась пять лет назад. Теперь я узнавала его по-настоящему, теперь его жизнь была обнажена передо мной, а сам он — уязвим и беззащитен. Теперь Алекс уже не был парнем из другой лиги, мы были из одной плоти и крови, наши души соединились и слились воедино одним энергетическим полем.

Впереди было ещё четыре дня. Это были хорошие дни, мы провели их вместе: гуляли по Сиэтлу, по океанскому побережью с широким прибоем, он не отрывал от меня глаз, всё время улыбался чуть-чуть, говорил мало и ни разу не прикоснулся, каждый вечер отвозил в отель. Мы заезжали в его городскую квартиру, в которой они жили с женой вместе — она оказалась раз в пять больше той квартиры, в которой мы встречались, и раз в десять богаче. Его уровень уже перестал удивлять меня, я принимала его как данность.

Kings of Leon — Arizona

Впоследствии оказалось, что Алекс — владелец проектно — строительных компаний, представительства и филиалы которых были раскиданы по всему миру, что он Президент Совета Директоров Группы, которая по капитализации входит в десятку крупнейших строительных корпораций в США, что он решает чьи-то судьбы, что на нём тонны ответственности, что в юности он с блеском окончил Гарвард, учась на двух факультетах сразу «Архитектура» и «Дизайн», что за эти пять лет, что мы жили вдали друг от друга, он успел получить диплом в области менеджмента и маркетинга, сумел вырасти во всех отношениях, умудрился немыслимо разбогатеть, что он мастерски ездит верхом, играет в теннис и волейбол, занимается прыжками в воду и великолепно плавает, что нет точки на карте, где бы он не побывал, и что он любит, всё ещё и, несмотря ни на что, любит всем своим сердцем обычную, ничем не особенную меня…

Вот эта загадка из загадок, которая будет мучить меня долгие и долгие годы. Я силилась и не могла ответить на вопрос: что он увидел во мне? Что? Мне нужен был этот ответ, он был мне необходим для личного пользования, для моей внутренней гармонии. Понимание этого могло дать мне уверенность в себе и возможность принять себя в его мире, найти для себя место в нём, ведь иначе это чувство, этот союз был обречён. Мне нужно было знать: всё-таки почему, почему я? Почему из тысяч красавиц, образованных, воспитанных, роскошных, он выбрал меня. Были идеи, но ни одна из них не была достаточно убедительной, чтобы принести мне покой.

Алекс больше не был груб со мной, не прогонял, и моё чувство к нему, забитое и скомканное в глубинах моей души, многократно растоптанное и искромсанное, исцелялось, росло и разворачивалось с новой силой. Его глаза, больные и голодные сводили меня с ума. Мне всё время хотелось прикоснуться к нему, обнять его, но я не смела.

Алекс был другим, он был старше, много старше, не внешне, но внутренне. Эти пять лет изменили его почти до неузнаваемости. Его тело было всё тем же, губы такими же нежными и влекущими, глаза умными и глубокими, но было в нём что-то ещё, что-то неуловимое, но меняющее его так сильно, что обнаружить его прежнего, казалось, было уже практически невозможно. Взгляд его стал теперь совершенно иным: былая боль, боль отчаяния и безысходности, та, которую я столько раз видела в его глазах, будто переродилась теперь в тоскливую мудрость, отрешённость, подавленность и отчуждённость, пропитав при этом всё его существо настолько, что места для радости и счастья не осталось нигде, ни в одном уголке его сложной души. Нежность, по-детски живая игривость, жизнерадостность, целеустремлённость и неиссякаемая жажда познания чего-то нового уступили место строгой, грустной и пассивной взрослости. Это не был больше тот Алекс, которого я когда-то знала, это был совершенно другой, незнакомый мне человек.

Четыре дня пролетели быстро. По их прошествии я стала другой личностью: расставила иначе свои приоритеты, пересмотрела свои ценности.

Пожелав Алексу удачи на операции, попросила позвонить, как только он выйдет из наркоза — мне было запрещено появляться в госпитале. Долгие и длинные в своей тоскливости ожидания дни скрашивали прогулки по невероятно красивому осеннему Сиэтлу, мне тогда казалось, что стены отеля душат меня. Лихорадочно ждала звонка, но его не было, позвонила сама. По номеру Алекса ответила Мария, сообщила, что брат вышел из наркоза с трудом, что у него мало сил, что моя миссия выполнена давно, что мне признательны и просят великодушно убираться восвояси.