Моногамия - [101]

Он и в самом деле жадно хочет секса, и я подчиняюсь, в конце концов: помирать — так с музыкой.

Получив каждый свой допинг удовольствия, лежим в обнимку прямо на белоснежной, устланной каким-то диковинным деревом, палубе, медленно тянем коктейли.

— Ну как, ты успокоилась?

— Немного.

— Долго ещё он заряжаться будет?

— Уже. А ты не слышала? Сигнал был. Ну, между вторым и третьим твоим… восхищением.

Я вскакиваю, как ошпаренная:

— Алекс! Чудовище! Мне, блин страшно до одури, а он маргариту тянет!

— Ты ж сказала, что успокоилась!?

— Это чтобы ты спокоен был, а так у меня уже чёртики в глазах! Ты долго издеваться будешь?

— Всё, уже звоню. Вот не думал, что ты такая трусиха!

Нажимает только одну кнопку на своём чудо-телефоне с весом и видом кирпича, только чёрного, и слышу уверенный, строгий английский:

— Да, Пинчер. Да. Да. Да, ты был прав. В ловушке на яхте, мобильники заглушены, рация тоже. Не знаю, быстрее всего топлива нет. Я? С женой…. Ок. До связи.

Выключает телефон:

— Ну всё, родная, через три часа тридцать минут за тобой прибудет вертолёт из Виктории.

— Что значит, за мной?

— Я остаюсь.

— Зачем?

— Ну должны же мы узнать, кто с нами играет?

— Зачем?

— Чтобы наказать его! Ему ведь ещё захочется поиграть, а мне не нравится дёргать Пинчера, он такой тип специфический, и без того будет теперь читать мне нотации и гайки закручивать.

— Кто это?

— Начальник моей службы безопасности. Очень крутой дядька, и очень нервный. Такие как он в сводках новостей не появляются и мемуаров не пишут. И мне самому иногда жутковато от общения с ним, поэтому я стараюсь по минимуму с ним пересекаться. Сейчас вот будет ругаться, что мы здесь без охраны, что яхту я плохо проверил, короче линчует меня.

— И правильно сделает. Как вообще ты мог допустить такое!?

— Я ж говорю, что проверил всё. В последний момент, скорее всего, её подменили, а мне такой вариант и в голову прийти не мог. Сделать тебе ещё мохито? Или поедим?

— Я без тебя никуда не полечу. Только вместе. Без вариантов. Я буду дёргаться без тебя, переживать. Сильно! От переживаний могу начудить. Да и за себя страшно, вдруг этот шутник заберётся ко мне ночью, пока тебя нет?

Я пошутила, но шутка вместо того, чтобы вызвать улыбку, молниеносно смела её с лица Алекса, оставив на нём хмурое и сосредоточенное выражение.

— Переночуешь в каком-нибудь отеле в Виктории. А завтра, я уверен, я уже вернусь.

— Это бесполезный спор, мой дорогой. Мужская глупость не истребима. Я остаюсь здесь, с тобой, вместе будем караулить поганца. Если что, я умею метко стрелять из пневматики — веселюсь я, но Алекса от моего заявления так скривило, что я даже обиделась.

— Я серьёзно умею! И ещё пару боевых приёмов знаю, отработанных на практике, как быстро вырубить противника.

— На какой ещё практике? — спрашивает, скривившись ещё больше.

— Да на братце моём двоюродном.

— Обижал тебя?

— Только пытался, несчастный. Он, кстати, старше меня на два года был, ровно как и ты. Так что, если будешь плохо себя вести, я и тебя вырублю, — целую его в лоб.

— Лучше не надо.

Nick Badza — i'm not really fine (Luna Bijl)

Спустя время добавил:

— Да ты у меня просто кладезь талантов!

— Именно. Я у тебя.

— Да, ты и у меня. Я вот всё думаю о нашем разговоре. Почему всё-таки ты не сказала мне, что тебя не устраивает?

— Ты о чём?

— О нашем разговоре позавчера вечером.

— Ну, я уже объясняла тебе — это унизительно.

— Лер, — садится в шезлонге напротив меня и наклоняется так, чтобы приблизить своё лицо максимально к моему, — а я вот не могу понять, почему? Ведь эта проблема яйца выеденного не стоит, её и проблемой-то не назовёшь, так, ерунда какая-то. Вместо того, чтобы открыто сказать мне, что тебе не нравится, и дать мне шанс это исправить, что-то предпринять, ты легко покупаешь билеты и собираешься сматываться! Неужели для тебя всё это так мало значит, что ты способна вот так легко всё перечеркнуть, разрушить? Да ты хоть представляешь себе, чего мне стоило заставить себя сделать то, что я сделал? Я себя уважать после этого не могу, но и выхода ведь другого тоже не было! Или так, или вообще никак! А если никак, то тогда скажи, пожалуйста, на черта всё это нужно было? За каким… Зачем ты так вцепилась в эту мою грёбаную жизнь, если она тебе и на фиг не нужна?

— Ты сейчас говоришь ужасно обидные вещи.

— У меня нет цели обидеть тебя, ты знаешь это. И у меня не было намерений причинять тебе боль или унижать, как ты всё это расписала Марку. Да, блин, Марку, а не мне! Это вообще для меня загадка, где здесь логика?

— Вероятно, женская какая-то логика. Может обида. Уязвлённая гордость, самолюбие. Но я ведь не уехала.

— Да, потому что Марк вмешался. Не муж услышал, понял, осознал, исправился, а друг подсуетился — почтовым голубем поработал. Да и кто бы тебя выпустил!

— Не поняла!?

— Что непонятного, я не допустил бы этого. Только после вразумительного разговора со мной и только после чётких и внятных слов «ты мне не нужен, отвали». А эти детские игры в «кто кого перегордит» — это неимоверная глупость, которая, тем не менее, ранит так сильно, как не способна ни одна другая вещь на свете.