Монголия. Следами номадов - [104]

Хозяин дома наполнил мою лакированную, инкрустированную серебром чашку водкой. Он отпил глоточек, а затем передал чашку самому старшему в юрте мужчине. Тот также выпил немного, торжественно держа чашку в двух руках. В этот момент остальная часть компании в молчании смотрела на пьющих. Потом старик отдал мне чашку с глубоким поклоном. Я взял её обеими руками и снова немного пригубил напиток, после чего мы встали друг напротив друга с хозяином дома, которому я вручил чашку двумя вытянутыми руками. Хозяин принял от меня напиток и выпил до дна. Конечно, Сухэ-Батор проинструктировал меня перед тем подробно, как нужно поступить, чтобы соблюсти обычаи. Собравшиеся гости мурлыканием удовольствия приняли факт соблюдения мной старой монгольской традиции. Особенно важным моментом церемонии было угощение наиболее старшего мужчины. После торжественного распития первой чашки я вручил хозяину новой юрты несколько подарков, провозглашая при этом по-монгольски короткий тост в честь семьи и новой юрты. Вызвало это ещё большее удовольствие среди собравшихся, а когда в мою речь вошло несколько слов языка группы дариганга, собравшиеся не хотели меня выпустить из юрты. Едва я вырвался из их рук.

Назавтра прибыл в нашу юрту руководитель сомонного совета и секретарь партии сомона. Они принесли мне в дар несколько небольших тибетских книжек и красивую статуэтку Будды. С интересом спрашивали они, как я себя у них чувствую и не потребуется ли что-то. Я также подарил им гостинцы. Особенно обрадовались они альбому Будапешта. Я показал им в нём самые красивые строения нашей столицы, Дунай, мосты и остров Маргит, а затем пригласил моих гостей на прощальный ужин.

Последний день я должен был посвятить контролю собранного материала. Дома у письменного стола не буду я иметь возможности исправления плохо понятых слов, поэтому теперь проверил около полутора тысяч слов и понятий, записанных среди людей группы дариганга. Я попросил кого-нибудь для написания мне слов монгольским письмом, чтобы таким способом облегчить себе контроль. Для надёжности отдельно запаковал мои первые записи и отдельно подлинную копию материала, которую приготавливал вечерами, так как каждый путешественник дрожит от мысли о возможной утрате багажа. К сожалению, в истории монголистики имеет место не один случай потери результатов многих наполненных трудом месяцев.

Перед отъездом я обмерил ещё юрту, встреченную в окрестности, населённой группой дариганга. Мерой длины в этой окрестности являются не сантиметры или метры, а локти и пальцы. Система мер у номадов очень развита, впрочем. Монголы, например, имеют особые единицы для вымеривания толщины жира на груди коня, высоты снега или глубины колодца. Часы обозначаются также названиями животных, как дни. Согласно применяемой прежде в Монголии китайской системе, сутки имели двенадцать часов двойных, в последнее же время введены два двенадцатичасовых цикла. Если кто-то договорился со своей «драгоценной» на следующий день о встрече в часе «конском», это значит, что будет её ждать в полдень.

Поочерёдно посетили мы знакомых нам людей сомона Дариганга и попрощались с ними.

В последний день узнал я, что в группе народности Дариганга преобладает обычай захоронения умерших на отдельных для каждого рода кладбищах. Каждый род по линии отца имеет собственное кладбище. Когда умирает глава семьи, все покидают юрту. Умершего с закрытым лицом оставляют на три дня в юрте. За день до погребения ближайшие члены семьи собирают его в последнюю дорогу. Останки укладываются в полотняный мешок, придавая ему позицию, в какой человека находится в лоне матери, а следовательно, с подогнутыми ногами и склонённой к переду головой. Потом укладывают его в задней части юрты, по западной стороне, головой к северу, а лицом к стенной решётке. Лама или кто-то из старых людей выбирает на родовом кладбище место, на которое кладут останки. Останки выносятся из юрты под решётку, со стороны западной рядом с дверями. Потом их кладут на кладбище рода. Место это считается святым, и нельзя на нём ставить юрт и пасти стада. Останки не прячутся, только оставляются на вольном воздухе. В дороге обратной с кладбища нельзя оглядываться назад.

Произносятся последние слова прощания, а через минуту в нашу машину садится молодая девушка, одна из кузин Сухэ-Батора, которая в этом году пойдёт в школу в городе Чойбалсан, а также хочет с нами немного проехаться.

Через десять минут мы не видим уже города Асгет. Мы возвращаемся в столицу.

17. Возвращение домой

Барун-урт. Тропинка коня Чингис-хана. Горное село. Долина Керулена. Гуляш в меню. Охота на змей. Снова в Улан-Баторе. «Корабль». Где багаж? Возвращение домой. Маленький мальчик двигается в мир. Поющий человек в ящике.

Дорога проходила среди красивых изменчивых ландшафтов. Грунт был здесь ни болотистый, ни каменистый. В нескольких километрах за Асгатом в степи показался одиночный удивительный камень. Когда мы подъехали ближе, увидели каменную статую человека, стоящего рядом с дорогой. С его головы свисал длинный конский хвост, на лице были видны хорошо контуры носа. Вокруг фигуры были уложены камни. Так как спросить было не у кого, что ищет тут этот каменный человек, не оставалось мне ничего другого, как сфотографировать его и ехать дальше. В Монголии есть множество таких старых каменных фигур, главным образом, это надгробия поблизости от могил давних владык тюркских народов или других номадов. Этот каменный человек, однако, как видно, ещё до сегодня «находит применение», о чём свидетельствовали повешенные на нём недавно конские волосы. Может быть, является он предметом какого-либо религиозного культа.