Монета желания - [14]

Или родились образы эти только в мозгу, горевшем от отчаяния, боли, невыносимого напряжения всех сил, — и близкого ожидания смерти? Нет, не смог бы он ни рассмотреть, ни услышать монстра, слишком много собралось вокруг подручных твари.

Глаза уже почти ничего не видели вокруг, в ушах стоял только постоянный, мерный шелест, проникал под кожу, сквозь кости черепа, сливаясь со стуком пульсирующей крови. Не знал Рашид, взмахивает ли еще алебардой, из последних сил поднимая заговоренное лезвие, или уже погребен под кучею злобно визжащих тварей, и только руки его бессильно вздрагивают, в попытке сделать то, на что уже не способно изорванное острыми когтями тело.

Но вдруг, ясный и отчетливый, прорезавший темную пелену, — пронесся над залой торжественный, полный глубокой внутренней силы голос муэдзина. В ужасе отпрянули монстры, закрываясь крылами. Хвосты длинные в кольца скрутили, лапы с острыми когтями поджали.

Точно свежий ветер, ворвавшийся из распахнутых окон, подхватил серых нетопырей, закрутил в вихре. Летели они прочь, кувыркаясь, издавая жуткие крики, беспомощные, словно горстка сухих листьев. «И верно, никогда они днем не появлялись, — промелькнула последняя мысль в гаснущем разуме Рашида. — Выстоял я свою стражу, не сдался, не отступил…»

После этого силы оставили его, и он потерял сознание.

Глава 2 Сон Аграфены

Она бежала по бескрайнему лугу, полному ярких маков, раскрывающихся навстречу солнцу. Сердце билось от сладкого ужаса перед погоней, трепетного ожидания, что неизбежно будет поймана, ощутит на своих плечах крепкие мужские руки, принадлежащие человеку, лучше которого она не видела в своей жизни.

Вот пальцы слегка дотронулись до косы, бьющейся на шее. Аграфена попыталась ускорить бег, но сильные руки настигли, охватили плечи и, заставляя остановиться, развернули. Взору ее предстал мужчина, молодой, черноглазый, с легким румянцем на скулах. Темные густые волосы падают прядями на лоб, вздыбились от бега и ветра на макушке. Губы смеются, произнося удивительные слова:

— Любовь моя, я нашел тебя.

Аграфена берет его за руку, и они возвращаются к роще, где на траве расположились молодые их родители. Они тоже смеются, зовут к себе, рядом бегают Алешка со Спиридонкой, но это кажется естественным во сне, хотя тогда, в тот день, который приснился, они с Петром еще не были женаты.

Дети бегут им навстречу, а коврик, на котором сидели старшие, вдруг плавно приподнимается и медленно уносит их над лугом, над цветами, вдаль, к горизонту, где небо встречается с полем. В этом тоже не видится ничего странного, ничего печального.

Вдруг Алешка кричит: «Туча, туча, бежим». Обернувшись, видит она, что небо позади потемнело, черные облака сталкиваются, обвивают друг друга, в землю ударяет молния и на этом месте, как будто сам из молнии создан, возникает высокий призрачный человек, в странном белом одеянии, с тюрбаном на голове, похожим на тыкву. Ей почему-то не страшно, они продолжают смеяться и бегут от черных туч, пытающихся догнать их, опережают, все время оставаясь под голубым чистым небом.

Аграфена проснулась, но еще полежала с закрытыми глазами, пытаясь восстановить сон, давно ушедшие любимые лица, определить, плохое или доброе сулило сновидение.

Подняв веки, увидела рядом с собой, на большой мягкой подушке, лицо мужа, ярко выделявшееся на белом своей смуглотой.

Ему снилось что-то тревожное, лицо во сне хранило напряжение, брови сдвинуты, между ними пролегла складка. Все то же любимое и в ее глазах прекрасное лицо, только годы и страдания наложили свой отпечаток. В черных волосах первым напоминанием о зиме появились белые нити, возле глаз и губ прорезались морщинки, — да и та, заложенная во сне между бровями, с пробуждением не исчезнет.

Ворот белой рубахи, в которой он спал, приоткрылся, мягким светом блестел серебряный крестик, подаренный ею так давно, что она и не помнила, по какому случаю. Аграфена тихонько провела пальцем по бороздке на лбу, поцеловала его в уголок твердого, но такого нежного рта.

Петр проснулся так быстро, его черные глаза встретились с ее прозрачными зелеными столь неожиданно, что Аграфена даже отпрянула.

— Что, маленькая распутница? — жутким шепотом произнес он. — Пытаешься ласками да красивыми глазками соблазнить праведного мужа?

Отбросив с этими словами одеяло, он набросился на жену с поцелуями, сначала слегка дурачась, а потом все нежнее и настойчивее приникая сухими, чуть шершавыми губами к ее лицу, шее, прикусывая белыми зубами маленькое ушко или перекатывая во рту сережку.

Аграфена, которой ласки доставляли неизъяснимое наслаждение, отвечала на них все более страстно, пока поток любви не захватил обоих, заставив забыть о времени, заботах и окружающем, они оставались только вдвоем, и этого было достаточно.

Они прожили вместе немалое время, но ни для него не было другой женщины, ни для нее — другого мужчины. Каждый раз, наслаждаясь друг другом и щедро даря наслаждение, они испытывали такую остроту ощущений, что немногим дана в дар истинной любовью. Обнаженные, шепча друг другу нежные слова, они не спешили разомкнуть объятия, постепенно начиная ощущать прохладу, идущую от окон и двери.