Монастырь - [29]

Эдвин непонимающе мотнул головой.

– Так прошлой ночью. Разве не так? Или я опять два дня кряду проспал?

– То-то и оно. По ихним-то меркам так и есть, что прошлой ночью, всего-то несколько минут вокруг тебя свои танцы отплясывали. А здесь, в нашем-то мире, уж неделя прошла.

Эдвин подскочил на месте.

– Как?

– Именно. – Старуха с серьезным видом кивнула. – И если какая из них тебя за собой утянет, то будет тебе на пару ночей счастье, и за это же время состаришься, а старый ты крушинкам без надобности. А на нашей-то земле – и тем более. Все, кого знаешь, помрут, и Гвендилену твою уж похоронить успеют. А та голубоглазая, помяни мое слово, непременно ночью за тобой явится. Я видела, какими она глазами на тебя смотрела. Даром что они говорить не умеют, шипят только.

Эдвин вскочил.

– Так я пойду сейчас.

– Не торопись. Тебе всего-то надо – на ту сторону реки перебраться.

– А там они уже силы не имеют?

– Нет. Эти крушинки – местные. Далеко не ходят.

Эдвин задумчиво почесал нос.

– Удивительно: всю жизнь в Талейне прожил, там тоже чащоба вокруг, но ни разу о таких тварях не слышал.

– Тс-с. – Керадина приложила палец к губам. – Не говори так. Исбри есть везде, все они слышат, и все они разные. Злые, добрые, полезные и вредные. Но здесь, сынок – особое место. Здесь – темный лес. Слыхал о таком?

– Слыхал, но даже не думал… Матушка сказывала, что он вроде как даже ходить может, бродить с места на место.

Старуха пожала плечами.

– Наверное, может, но я такого не видела. Уж сколько лет здесь живу. А в древние времена, говорят, случалось. Но для этого что-то особенное надобно, такое, чтобы все жители лесные как одно целое поднялись. – Керадина усмехнулась. – А это ох как трудно сделать. Исбри – они как дети. Ссорятся постоянно, верещат. Но все равно лучше людей. Зависти в них нет, и тайных мыслей тоже.

– А эти крушинки – как вы о них узнали? Как их вызываете? Или здесь, в лесу, места какие особые есть?

Керадина не ответила. Она села на лавку и принялась штопать эдвинову рубаху. Длинная костяная игла летала в ее пальцах словно бабочка.

Наконец она подняла голову.

– Как вызываю – не скажу. Тебе это все равно без надобности, мужчин они слушать не будут. А узнала о них случайно. Мужа они моего от смерти спасли. – Старуха скривила рот. – Или не спасли, не знаю.

– Как так?

– Давным-давно бежали мы с ним от злых людей с самой Тэлейт. Река такая есть, далеко отсюда, знаешь? Злые люди очень сильно его ранили, и он уж одной ногой по ту сторону Глейра стоял. А крушинки сказали, что спасут, но только если я его им отдам. Я и согласилась.

– Согласились? – пораженно переспросил Эдвин.

– А как иначе? Все равно помер бы наверняка, а так бы я жизнь любимому спасла. Хоть и ненадолго – но я ж не знала тогда, что совсем ненадолго.

– И что же дальше?

– Не получилось у них. Не смогли – слишком рана серьезная да несвежая была. И тогда обратили они его в сторха.

– В кого?

– В сторха. Люди таких от деревьев не отличают. Но я его чувствую. Он иногда говорит со мной и ветви протягивает.

Эдвин покачал головой.

– Ужас, – пробормотал он, – даже и не знаю, лучше ли это, чем смерть.

– И я не знаю, – сказала Керадина. – Но у крушинок со мной уговор был, и так получилось, что свою часть они не выполнили. Теперь они вроде как мне должны.

Эдвин задумался.

– А меня… они тоже забрать хотят?

– Хотят. – Старуха усмехнулась. – Но не получат. Обойдутся. И все – хватит болтать попусту. Скажи лучше – куда собираешься направиться?

Эдвин пожал плечами. Наверное, куда-то на север.

Хижина Керадины стояла в полутора милях ниже по течению реки от того места, где Эдвин упал в воду. Сама старушка в тот момент собирала траву на окраине леса, совсем недалеко от моста, но солдат, что были в деревне, она не видела и ничего о них не знала. По ее словам, здешние жители покинули свои дома уже около месяца назад, сразу после того, как с запада донеслись известия о надвигающейся войне. Эта деревня, называвшаяся Хаврен, располагалась на самой окраине владений графа Деверо, и в случае нападения крестьянам никто бы не помог. Вот и собрались они и отправились все скопом к ближайшему замку. Солдаты, заявившиеся в Хаврен, как думала Керадина, скорее всего, не из этих мест, чужаки.

– Потому как, – размышляла она вслух, – жители давно уже ушли, и наверняка с позволения господина. Стало быть, он должен знать, что в деревне уж нет никого, и народ спасать не надо. Получается, что то были чужие разведчики, – закончила она. А может, и вовсе гладды, и в таком случае они могли увезти Гвендилену куда угодно. Если только хуже чего с твоей подружкой не случилось, читалось в глазах старухи, но вслух она этого не говорила и лишь с сочувствием поглядывала на Эдвина.

– На север, – повторил он вслух. – На юге ведь война идет, стало быть, те люди наверняка из далеких мест пришли.

– Здесь – не идет, – отрезала старуха, – здесь – Темный лес. Те, с кем люди воюют, сюда соваться не будут. Тут у них врагов нет.

– Почему? И с кем воюют? Вы знаете? А то народ такое рассказывает…

– Знаю только то, что мои друзья поведали.

Керадина помолчала немного, собирая котомку. Она положила туда несколько кусков вяленого мяса, небольшую кожаную бутыль и кремень с кресалом. Чуть поколебавшись, протянула Эдвину нож с тускло поблескивавшим лезвием почти в локоть длиной. Эдвин взвесил его на пальцах. Нож был очень хорош – наверное, лучший из тех, что имелись у старушки, и, наверное, единственный железный.