Монашка и дракон - [3]

Теперь мы с драконом находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Он сидел в кресле развязно — развалившись и широко расставив ноги. И смотрел на меня с живым любопытством. Неужели, я и правда так удивила его? Как он сказал — развлекла?

У дракона был длинный нос с хищными ноздрями, немного кривоватый, как после перелома. Густые прямые брови, твердый подбородок с ямочкой, и четко очерченные губы — как будто вырезанные стамеской на дереве. Сейчас эти губы кривились в усмешке.

— Переплет — так себе, — сказал дракон и засмеялся. Зубы у него были белые, яркие, особенно яркие по сравнению с загорелым лицом. — Странная монашка…

Переплет «так себе»! Подобные слова задели бы любую. Я не стала исключением. Что бы ни происходило, женщине всегда обидно встретить пренебрежение своей внешностью. Боюсь, в тот момент я посмотрела на дракона достаточно зло, и он это заметил. Черные глаза загорелись, и от этого я разозлилась еще больше.

— Нельзя оценивать книги по переплету, — сказала я, нарушив правила монастыря не говорить без разрешения наставницы. — Потому что и в ветхом переплете может скрываться божественная мудрость, а кожа с тиснением, украшенная… рубинами, — тут я многозначительно посмотрела на кольцо с рубином, надетое на руку дракона, — скрывать непотребные сказки, которые надлежит читать лишь в тавернах, пьяницам. Святой Томас из Акивианы, письмо к королю Родерику, абзац девятый.

— А! Вы слышали? — восхитился дракон, оборачиваясь к ближним. — Дилан, ты что-нибудь знаешь про Томаса из Акивианы?

— Кто это? — подхватил его брат. — Какой-нибудь лорд, трусливо сбежавший за границу?

— Это святой, мудрость которого жива уже триста лет, — ответила я бесстрашно, не обращая внимания, что настоятельница дергает меня за край рукава, приказывая замолчать. — А что останется после вас хотя бы через пятьдесят лет?

Над столом повисла гробовая тишина. Дилан де Венатур медленно поднялся, кладя ладонь на рукоять кинжала, лежавшего на столе — младший брат только что разрезал им хлеб.

— Сестра Виенн хотела сказать… — вмешалась наставница, и голос ее дрожал.

— Подождите, матушка, — остановил ее маркграф тем же небрежным жестом, что и раньше — своего брата. — Сестра Виенн и сама нам прекрасно пояснит, что хотела сказать. Язычок у нее движется достаточно проворно. Пока.

Я смотрела ему прямо в глаза — черные, как ночное беззвездное небо, и понимала, что ввязалась в слишком опасную игру. Надо ли продолжать? И не поздно ли уже отступать?

— Ты замолчала? Растратила вдруг все свое красноречие? — спросил дракон вкрадчиво.

Тянуть дальше было просто нельзя, и я заговорила:

— Простите, господин. Я спрашиваю себя, достаточно ли вы прославили свое имя, чтобы о вас сохранилась добрая память? Ведь если вы накажете ничтожную монашку за то, что она цитировала вам святое Писание — это не сделает вам чести и может перечеркнуть все ваши прежние подвиги. Да и король посчитает, что вы обошлись очень сурово. Ведь именно указом короля монастыри и их обитатели получили статус неприкосновенности перед светскими лицами. Вы же не хотите, чтобы вспоминая ваше имя, люди говорили: а, это тот, что нарушив закон короля, воевал с монашкой из монастыря святой Пучины?..

— Нахалка! — выдохнул Дилан де Венатур и сделал шаг вперед, но его брат вдруг расхохотался.

Да как расхохотался! До слез, повалившись на подлокотник.

Я снова спряталась за спинку кресла, а матушка-настоятельница пребольно ущипнула меня за руку.

— Простите ее, милорд, — сказала она дракону, когда тот отсмеялся и сделал глоток вина из предложенного бокала. — Она слишком молода и горяча, как и ваш младший брат…

— Она молода и горяча, вы правы, матушка, — согласился дракон. — А еще остра на язык и знает королевские законы. Не только цитатник Писания, но и свод законов. Целая библиотека — и все в маленькой женской голове. Хороша ваша Виенн, мне нравится. Я забираю ее.

[1] Книга Иова, 40:26

2. Развлечение от скуки

— Как это — забираете? — изумилась мать-настоятельница. — Вы шутите, милорд?

— Ничуть, — заверил ее маркграф. — Я хочу ее, она будет меня развлекать. А раз я ее хочу, что меня может остановить?

Дилан рассмеялся, падая в кресло и возвращаясь к трапезе.

— Милорд! — ахнула мать Беатриса. — Что я от вас слышу?!

— Да не беспокойтесь вы, матушка, — маркграф вытянул шею, пытаясь рассмотреть меня. — Жен мне и так хватает, а вот цитатника нет. Вам же он ни к чему — всем известно, что вы прекрасно знаете священное Писание. А?

Младший брат опять обидно засмеялся. Я не видела лица настоятельницы, но прекрасно чувствовала ее гнев. Выучить Писание наизусть — труд еще тот. Это мне все дается легко, а некоторые и после десяти лет в монастыре читают службу по книге.

Сердце мое бешено стучало, и я вцепилась в спинку кресла, чтобы не упасть. Права была мать Беатриса, советуя не высовываться. Зачем надо было умничать и дергать дракона за хвост?

— Вы не можете забрать Виенн, — теперь голос настоятельницы дрожал уже заметно для всех. — Монастыри под защитой короля. Он не позволит, чтобы вы забрали и обесчестили монахиню…

— Я и не собираюсь обесчещивать монахинь, — успокоил ее маркграф. — Иначе про меня так и будут говорить потомки: это тот, который обесчестил монахиню!