Монархи-долгожители - [14]

По возвращении в Париж Мария была на седьмом небе от счастья. «Я обнаружила тогда, – писала она в своих «Мемуарах», – что король не питает ко мне враждебных чувств, ибо умела уже распознать тот красноречивый язык, что говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за королями, догадались, как и я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания». Вскоре Людовик признался девушке в любви, назвал ее своей невестой, и с тех пор они стали неразлучны.

Его чувство к Марии было доселе неизведанным и таким крепким, что все былые любовные похождения казались ему пустым ребячеством. Как ни парадоксально, но королю, с легкостью побеждавшему любую понравившуюся женщину, теперь приходилось прилагать немало усилий, чтобы заслужить и удержать любовь итальянской дурнушки. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам мадам де Лафайет, отличалась «необыкновенным умом» и знала наизусть множество стихов, не любивший книги Людовик начал много читать. Он прочел Гомера, Петрарку, Вергилия, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих учителей. Стыдясь своего невежества по сравнению с ней, Людовик совершенствовал свои познания во французском языке и начал изучать итальянский. Но самым главным было то, что Марии удалось не только преобразить духовный мир короля, но и внушить ему мысль о величии его предназначения. Один из современников, Амедей Рене, писал, что именно она «пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя, как подобает венценосной особе». Таким образом, можно с полной уверенностью сказать, что «короля-солнце» породила любовь. Хотя это лучезарное прозвище закрепится за ним гораздо позже, но сама идея «королевского солнца» укрепилась в его сознании во многом благодаря Марии Манчини.

В то время как Людовик грезил «о сладких объятиях» итальянки, которая день ото дня все больше расцветала и хорошела в лучах его любви, королева и кардинал полным ходом вели переговоры о его бракосочетании с испанской инфантой. Им приходилось использовать все свое влияние на короля, чтобы он, как монарх, руководствовался прежде всего не чувствами, а интересами вверенной ему страны. Чтобы сломить упорство короля, настаивающего на своем «неподобающем» браке с Марией, Мазарини заклинал его расстаться с возлюбленной «в интересах Вашей славы, Вашего счастья, во благо Господа, во благо Вашего королевства». Но Людовик не слушал никаких доводов. Тогда кардинал встретился с племянницей. Он долго убеждал ее в том, что страсть Людовика к ней может иметь самые роковые последствия для королевства, и уговаривал расстаться с ним. В конце концов Мария, как человек умный и сведущий в делах политики, вынуждена была согласиться с кардиналом. Она написала дядюшке письмо, в котором отказывалась от дальнейших отношений с королем.

Эта новость повергла Людовика в полное отчаяние. Он не мог смириться с потерей Марии, слал ей умоляющие письма, подарки, но не получил от нее в ответ ни одной весточки. Тогда король подписал мирный договор с Испанией и дал согласие на брак с Марией Терезией. Королевскую свадьбу сыграли дважды: 3 июня 1660 года – в Фуэнтерабиа, на испанской территории, и 9 июня – в Сен-Жан-де-Лиз, на территории Франции. А 26 августа состоялся торжественный въезд новобрачных в Париж. В этот день, когда праздничные колокола гремели по всему королевству, Мария заливалась горючими слезами в маленьком городке Бруаже. Позже она написала в своих «Мемуарах»: «Я не могла думать, что дорогой ценой заплатила за мир, которому все так радовались, и никто не помнил, что король вряд ли женился бы на инфанте, если бы я не принесла себя в жертву…»

Мария Терезия отличалась на редкость спокойным нравом. Она не любила шумные увеселения, предпочитая им тихое уединение за чтением испанских книг. Она могла иногда всю ночь терпеливо ждать загулявшего мужа. А когда под утро или на следующий день забрасывала Людовика вопросами, то он в ответ только галантно целовал ей руки и ссылался на дела государственной важности. Каждую ночь он старался наведаться в спальню жены, чтобы соблюсти приличия. Его первое серьезное чувство к Марии Манчини было разбито, но жизнь продолжалась, и в ней было немало красавиц, способных и желающих его утешить. Так что любовная лихорадка, охватившая короля в юности, постепенно приняла хронический характер, и фаворитки, сменяя одна другую, на какое-то время завладевали его сердцем, оставляя при этом разум и душу свободными. Со временем он научился отмерять границы влияния своих любовниц, не позволяя им ни в коем случае вмешиваться в дела королевства. Впоследствии Людовик XIV писал: «Давая волю своему сердцу, мы должны твердо держать под контролем свой разум, проводить четкую грань между нежностью любовника и решениями монарха, не допускать, чтобы возлюбленная вмешивалась в государственные дела и высказывалась о людях, которые нам служат». Надо отдать королю должное, он действительно никогда не отступал от этого принципа, выработанного на собственном опыте.