Монахи под луной - [13]

. Ты же не маленький: охранной грамоты у тебя нет, попадешь в подвалы, оттуда не выкарабкаться. – Девица подняла надутую белую кисть и жирно щелкнула пальцами. Две другие, танцевавшие до этого друг с другом, немедленно подскочили, с некоторым кряхтением подняли ее и осторожно перенесли на диван, опустив в удобной для любви позе. Слон-девица извергла дым приплюснутыми ноздрями: Давай-давай, братец, покажи, на что ты способен, может статься, что это – твой единственный шанс, последний, другого уже не будет. – Вероятно, она была права. Потемнел воздух, и заколебались призрачные сквозные соты гостиницы. Легкий треск растянулся в электрических проводах. Крутанулась часовая стрелка по циферблату. Я догадывался, что меня отсюда не выпустят. Хронос! Хронос! Ковчег! Фиолетовый чертик, лысый и одновременно мохнатый, размером с поросенка, проволокой держа хвост, выбежал на четвереньках из темного угла и чрезвычайно ловко цапнул печенье в вазочке, залихватски подмигнув мне: Не робей, Вася, пробьемся!.. – Он жевал, оттопыривая розовые защечные мешочки. Плоская девица, поджав ноги, с омерзением обернулась на него: Хулиганье! Распустились! Не дадут культурно отдохнуть после работы! – Кажется, я никому не мешаю, – с вежливым достоинством ответил чертик. Но девица демонстративно зажала пальцами нос: Пошел вон, скотина!.. – Тогда чертик как-то очень ненавязчиво приблизился к ней, присмотрелся, вращая рыжие, огненные зрачки, и неожиданно укусил за локоть – снизу, прилипнув на мгновение. – А-а-а!.. – будто недорезанная, завопила девица. А чертик отскочил и поклонился, как маэстро на сцене: Будь здорова, не кашляй! – Я очнулся. И Фаина, внезапно вынырнувшая из небытия, встала между ними, оглушительно хлопнув в ладони:

– Все! Все! Закончили!..

Свет погас, и в темноте опустевшего номера я увидел черный патриарший крест, отпечатавшийся изнутри на шторах. Луна сияла, как ненормальная.

Вариация истекла.

– А ты не боишься постареть? – с внезапным интересом спросил я.

У Фаины размотались отбеленные локоны на висках:

– Глупый, глупый, я ведь каждый день занимаюсь одним и тем же. И мне это нравится. Ну, – садись, подвинься сюда, не стесняйся, право – какой ты… – Она разгладила морщины на покрывале и вдруг неумолимо опрокинула меня назад – загудели тугие пружины – жадно поцеловала куда-то в шею, навалилась, чмокнула, я едва успел отвернуться. Щелкнула, вылетая, пуговица на платье, и душистый телесный жар хлынул мне прямо в лицо. Переплелись борющиеся руки. Съехало полотенце со спинки. Фаина коротко и сильно простонала. От нее припахивало легким вином. Глаза привыкали, и я хорошо видел над собою полное энергичное уверенное лицо с раздвинутыми губами, сквозь которые белела яркая наклейка зубов.

– Ничего сейчас не могу, – соврал я, против воли вдыхая у ключиц сладкую медовую кожу. – Ничего не получится, прости, я совсем не могу сейчас…

– Ну и дурак! – насмешливо ответила Фаина. – Я же чувствую, что ты можешь. Между прочим, это было бы самое безопасное для тебя. – Она прижималась тяжелыми нетерпеливыми бедрами. – Думаешь, Лидка твоя сегодня тоскует одна? Ну – рассмешил. Весь город знает, как она лихо качается. Хочешь, расскажу?.. Ездили в Листвяги, это полчаса отсюда, за городом, лесной берег, я тогда была в первый раз, хотя, разумеется, догадывалась, многие уже догадывались тогда. Жора пригласил нас в бассейн, он всех новеньких приглашает в бассейн, у него на даче небольшой бассейн и холл перед ним. Сам, конечно, развалился в кресле – сигареты тебе, турецкий халат, тапочки: Раздевайтесь! – и жесты небрежные, левый глаз прищуренный. Хозяин. Саламасов. Я, было, чуток засмущалась, все-таки в первый раз, а Лидка, стерва патлатая, как ни в чем не бывало, расстегнула блузку, джинсы – медленно так стащила, не торопясь, чтобы поглядел, – стоит, понимаешь, голая, усмехается, и еще провела ладонями внутри бедер, а потом – по груди, насмотрелась порнухи. Жорик аж весь затрясся, бедный, машет мне рукой: мол, чего тянешь? Я тоже разделась, никуда не денешься, а Лидка уже идет к нему: ягодицами – туда-сюда, туда-сюда, Жора так и прижал ее за ягодицы…

Она вдруг вскинула красивую седую голову и замерла, тревожно прислушиваясь.

– Что случилось? – спросил я.

– Тихо! – сказала Фаина.

– Дева или Младенец? – спросил я.

– Говорят тебе: тихо!

Неожиданно чихнули в трех шагах от меня – резко, как выстрел, и звук этот переливами грома ударил посередине пустынной тишины.

Я только теперь заметил, что номер был двухкомнатный.

– Кто там?

– Извиняюсь – я, – в сонной хрипотце сказали из темноты. – Но вы можете спокойно считать, что меня здесь нет. Я вам мешать не буду.

Мне было все равно, а Фаина, уже одергивая платье и торопливо застегиваясь, прошептала мне в самое ухо:

– Черт его знает, вылетело из головы, не беспокойся, это – «тягач», приехал сегодня, поселили; вроде бы вполне приемлемый, зомби – конечно; скажешь ему, что это временно, и поменьше всяких разговоров, хотя – наплевать!

– Она быстро и твердо поцеловала меня – в подбородок, особенно не разбирая.

– Ну, теперь мне пора, время, как бы