Монахи. О выборе и о свободе - [6]

Потом еще, мне кажется, монашество, даже если взять исторически, всегда было бунтарским элементом. Именно из-за протеста против «бытового», «широко разлившегося» христианства и появилось монашество. Когда закончилось мученичество, появилось монашество – это исторический факт… Оно было таким экстремальным христианством. Люди, видя, что христианство распространилось повсюду, даже сделалось модным, стали уходить в пустыни, в горы, желая максимального приближения ко Христу именно в этом самоограничении.

Я всегда против того, чтобы говорить о себе как о бывшем хиппи. Да, фенечки, клёши остались в прошлом, но отношение к жизни – оно ведь не поменялось, и понимание мира – оно осталось прежним. И хотя мне сейчас пятый десяток и вроде пора уже давно стать политически грамотным человеком, мне все равно кажется неприемлемым любое подавление другого, лишение его права выбора, лишение его внутренней свободы. Поэтому я всегда протестовал против использования административного ресурса в миссионерской деятельности.

– А как без него?

– Ну а как раньше было без него?

– Я полагаю, что раньше были отдельные ха-ризматичные люди, которые на себе все держали. Разве сейчас это возможно?

– Конечно, возможно. Миссионер – он ведь всегда харизматичен. Человек, который идет уныло отчитывать какую-то проповедь, не сможет никого привлечь. Это ясно. Миссионер должен быть всегда воодушевлен, и воодушевлен именно осознанием правоты того, что он делает. Если он это делает, то должен в это верить и, соответственно, иметь глубокую мотивацию.

Если таких людей нет, то и Церкви не может быть в принципе. Потому что это воодушевление есть некое действие Духа Святаго, это некий благодатный дар свыше, от Бога, дар на свидетельство о Нем. Его нельзя как-то искусственно вызвать, нельзя это смешивать с какой-то экзальтацией, эмоциональной возбужденностью. Человек, находящийся в Духе, наоборот, мирен, спокоен. И я думаю, что если у нас стоит еще Церковь, а она будет стоять до конца времен, то, разумеется, такие люди тоже в ней есть и будут – иначе быть не может.

– С кем-то из той хипповской тусовки, с которой вы общались, вы потом пересекались в жизни? Многие ли в Церковь пришли?

– Очень многие. То есть, по-моему, все наиболее близкие друзья, кто не умер от наркотиков или еще от чего-то, они все в той или иной мере стали верующими людьми. Сейчас вот близкие друзья – православные, один сначала был харизматом, потом православным, теперь вот ушел в старообрядцы.

– Бунтарство сохранилось, судя по всему?

– Да-да. Двое баптистами стали. Но преимущественно все православные, конечно.

Много путей к Богу

– У вас яркое миссионерское направление деятельности. А в общении со знакомыми, друзьями, еще не воцерковленными, пытаетесь ли как-то убедить, рассказать о красоте Православия? Есть ли такое миссионерское рвение?

– Я бы сказал, это такое хорошее неофитское рвение – пытаться всех убедить. Но, как можно заставить человека веровать? Это невозможно. Можно только свидетельствовать, можно отвечать на вопросы, можно говорить о своем опыте. Можно, допустим, человека победить в споре, если ты владеешь какими-то приемами ведения дискуссии. Но ты же не заставишь его изменить свою точку зрения! Совершенно нет.

– А что, по вашему опыту, чаще всего приводит человека к Богу?

– Я не знаю. У человека много путей к Богу. Они не все известны. Но я думаю, что реже люди приходят от радости. Чаще от страданий.

– Вот, например, в Тикси о чем вы пытаетесь говорить прежде всего? Просто свидетельствовать? Рассказывать о вере?

– Обычно отвечаешь на вопросы. Или к тебе пришел человек, или зачем-то ты к нему пришел – возникает разговор. А если есть разговор – диалог, разумеется, а не монолог – просто рассказываешь, почему ты именно так веруешь, почему не иначе.

– Это хорошо, если человек с вопросами приходит. Хуже, если вопросов нет.

– Если нет вопросов, то он просто не приходит.

– Может и прийти, по традиции, крестить ребенка например.

– Если пришел человек – значит, уже хорошо. Если крестить ребенка, то я спрашиваю: а зачем вы пришли крестить ребенка?

– А он говорит: «Ну как, я русский, буду крестить!»

– Ну вот, и отлично! Уже тысяча продолжений может быть у этого разговора. Уже начало дороги положено. Если пришел человек – слава Богу. Значит, мы уже с ним общаемся.

Куда не приводят мечты

– Возвращаясь снова к хипповской юности… Какие были планы на жизнь, как она виделась? Понятно, о чем мечтал средний советский человек: жениться – выйти замуж, родить детей, построить карьеру, все чтобы хорошо было…

– Я однажды нашел свою тетрадку за восьмой, по-моему, класс, где на последней странице был написан план на жизнь до 1995 года. Туда входила армия, институт, женитьба, такое все… Вы знаете – ничего не совершилось из написанного. Все пошло, начиная с 1986 года, совершенно по своему какому-то оригинальному, новому пути.

– Сейчас планов не строите?

– Нет, Бог миловал, я же взрослый человек, какие планы?

– Как же жить? Плыть по течению?

– Да, конечно. Я рад, что Господь дал мне этот день жизни. Разумеется, есть какие-то намерения – я, возможно, в июле полечу в Тикси. Но это разве план? Это так, предположение. Будет нужно полететь – Бог даст, полечу, а там посмотрим.