Мона Лиза - [2]

Но самое поразительное то, что Косминский нашел-таки подтверждение своим предположениям в одной старинной рукописной итальянской хронике, листы из которой пошли на переплет любопытнейшего и курьезнейшего сборника анекдотов XVIII века под названием "Товарищ веселый и замысловатый".

А надо вам сказать, что Косминский имел целую библиотеку ценнейших манускриптов, доставшуюся ему даром - из одних переплетных "кусков". Там были и старинные рецепты, и трактаты алхимиков, и поэмы бесцветных и очень известных поэтов, и много чего еще, но для Косминского-то самым дорогим оставалось это маленькое, в пядь размером, свидетельство из итальянской хроники. "Как знали,- говорил он,- что я здесь искать буду, вот и спрятали".

Что же там говорилось, в этой итальянской хронике?

А вот что: "Сказанный Леонардо работал в Московии третий год, когда встретил там великую тоску своей жизни (буквально так и сказано). Хозяйка дома, в котором он жил, вызвала его любовь и сама полюбила его. Но они не могли быть счастливы. И хотя она ушла с ним в скитания - так велика была сила страсти, но вскоре вернулась. Женщина эта была средоточием добродетелей и совершенства. И быть может, поэтому была похищена богами. Леонардо уже никогда не мог ни любить кого-нибудь так же сильно, ни утешиться от своей великой печали. И в память о ней решил он, Леонардо, создать Нечто поистине бессмертное. Тоска и печаль, снедавшие его сердце и рассудок, побудили его в самом конце жизни дать выход воспоминаниям о молодости. И он работал над этим портретом больше, чем над всеми работами своей жизни, никого не пуская к своей работе и никогда не делясь ни с кем своими мыслями о ней. Так он и сделал портрет той, которой имя сегодня известно каждому - Мона Лиза. О ней же говорили разное, но никто не сказал истинного, ибо Леонардо никого не впускал в сердце своей тоски. И подобно тому, что книги его записей должны читаться с помощью хитроумных зеркал, так и его картины должны смотреться, рассматриваться и быть увиденными с помощью внутреннего зрения. Если же его нет, то и сами картины как бы завешены .занавесом незнания..." И еще одна редчайшая рукопись Леонардо была в собрании Косминского, "Трактат о возвращении со звезд" - так называлась она. В ней говорилось о множестве странников и вестников Вселенной на Земле, к которым причислялись и камни, и травы, и растения.

Всего на девяти страницах написанный, трактатец сей включал одну преудивительную главу (все трактаты Леонардо были разбиты на главы) с поразительным для русского слуха знакомым наименованием "О разрывтраве". Там говорилось, в частности, что именованная разрыв-трава, хорошо знакомая жителям Московии, в действительности должна бы именоваться связь-травой, ибо знаменует собой великую связь всего сущего в небесах и на небе. Так, по мнению местных колдунов, пишет Леонардо, врачевателей, кузнецов и других сведущих в науках и ремеслах людей, трава эта сковывает цепь великой связи человека с миром растений, трав, камней и вод, то разрушая, то возрождая силу этой связи в зависимости от свойств и особенностей самих людей и важнейших событий их жизни.

"Означенная разрыв-трава,- пишет Леонардо,- врачует все раны, и не только телесные, но и душевные, а больше всего сердечные раны от несчастной любви". Здесь разговор о разрыв-траве внезапно обрывается и автор как бы без всякой связи переходит к трудному и темному рассуждению о горькой участи смертью разлученных влюбленных. Он пишет о скитаниях одиноких душ в поиске таинственного способа вернуть обратно похищенное небом. И пишет о себе, что и сам некогда блуждал как безумный по этой причине в чужих краях. И вот однажды встретил сведущего старца, кузнеца и врачевателя. Он же дал ему кров и ночлег и в ночь на Ивана Купалу повел с собой в сад при доме, и они вместе смотрели на звезды, и он стал свидетелем странного опыта. Кузнец оставил его подле старой большой яблони в саду и ограничил его неким железным кругом, сам же стал косить траву и выбирать и складывать некую часть ее, выкладывая вокруг круга. И небо переполнилось тучами, и пошел дождь, какого не было со времен потопа, и ударил гром, и с неба пришел огненный шар, и он приблизидся к кругу и вошел в него, и вспыхнул холодным светом, и возникла та, написано в трактате, которую любил я больше жизни и горько оплакивал по смерти ее и видел во сне и наяву днем и ночью скорбящей о нашей разлуке. Прекраснейшая моя вошла в круг ко мне, и мы всю ночь проговорили со звездами". Этими словами и завершается рассказ Леонардо и самый его трактат о разрыв-траве и о возвращениях со звезд.

Сергей нашел спички на старом столе. Веранда молчала. Было тихо и грустно. Сергей поставил чайник, зажег керосиновую лампу. Он любил посидеть вот так в одиночестве в обществе керосиновой лампы еще в детстве, когда приезжал на дачу со взрослыми. Когда все засыпали, он уходил на веранду с кипой старых журналов и смотрел их часами, до поздней ночи, а то и до рассвета. Он помнил старые комплекты журналов. Там были и научные журналы отца, и дедовы "Вестники Европы", комплекты дореволюционного еще "Вокруг света", сойкинские "Миры приключений", "Природа и люди", "Всемирный следопыт" и довоенная. "Техника - молодежи". И еще масса старых книг и брошюр "по всем знаниям", как говорил отец, россыпь часто без обложек и без страниц (дед покупал их когда-то у букинистов на вес). Там были и брошюры Циолковского, и "Пещеры Лейхтвейса", и дневники Цыбикова, и путешествия Ливингстона, и почти вся старая естествоиспытательская классика от имен известнейших до весьма скудно знакомых читателям.