Конец 80-х. В нашей новой квартире мы отмечаем день рождения одного из сыновей.
Все они здесь: старший – ироничный школьник; средний – живой огонь; младший – нежный и доверчивый. Для них еще не существуют зло и смерть.
«Каравай-каравай, кого любишь – выбирай!» Детские крики взметаются до потолка, я в центре этого живого кружения…
И вдруг обжигает мысль: «Такого счастья больше никогда не будет!»
Дети – это счастье, которое проходит.
Август 2011 года. Озеро Разна. В двадцать – двадцать пять километров от Резекне. Мы проснулись рано утром. Посмотрели друг другу в глаза, и я провел пятерней по ее лицу. Она улыбнулась и только губами, чтобы никого не разбудить, произнесла: «Я тебя люблю». Мы нехитро позавтракали и побежали, прихватив полотенца на впадающую в озеро речку. На берегу, с кладки, ныряли мальчишки. «Слушай, я, наверное, тоже нырну», – сказал я ребенку, и она посмотрела на меня такими восхищенными глазами. Прыжок. Выплываю, отфыркиваясь от воды, а она стоит на берегу, хлопает в ладоши и кричит: «Папа, папа, ты мой герой!» Я был счастлив.
Июль 2012 года, друзья пригласили на свадьбу в Италию. После официальной церемонии мы с женой и полуторагодовалой дочкой едем на озеро Гарда, останавливаемся в городке Сирмионе. На следующий день жара немного спадает, мы идем гулять, но ближе к полудню небо резко затягивают свинцовые тучи. Ливень начинается мгновенно, но мы, как сговорившись, не убегаем прятаться от дождя, а как маленькие дети начинаем носиться, ловя ртом и руками капли воды. Мы счастливы, мы есть друг у друга, и у нас есть наша маленькая доча Полинка.
Год назад я вдруг всем заявил, что время только мое, у меня не так много его осталось и тратить буду так, как посчитаю нужным… смешной… но не суть… Достали меня все, теща на даче что-то не туда… Психанул и пошел через кукурузное поле… Иду, телефон в руке… смс идут… Уведомления с «Фейсбука»… И еще разговор поддерживаю в трубку… Наобщался… Все равно все напрягают… Пру через кукурузу, солнце палит, жара дикая, конец августа, кочки, трудно идти… поле огромное… перешел его. Вышел на шоссе, снял майку, ветерок, тень от облака, и я иду. Телефон разрядился и умер. И вот тогда наступило счастье.
10 августа 1990 года. Мне тридцать шесть лет. Я не замужем. И я рожаю ребенка. Я ждала этого дня много лет. Мечтала о девочке, именно о девочке: как я буду заплетать ей косички, как буду гулять с ней: сначала возить в коляске, потом водить за ручку, потом идти рядом, глядя на нее снизу вверх (почему-то всегда хотелось, чтобы дочка была выше меня – так оно и вышло). И мы обязательно будем очень близки. Так получилось, что замуж я не вышла, но долгожданного ребенка дождалась. И в течение всего срока беременности и врачи, и всезнающие бабульки во дворе предрекали мне мальчика. Я вздыхала: «Ну что ж, мальчик так мальчик». И вот 10 августа 1990 года, 21:30. Я, измученная процессом, услышав крик только что родившегося ребеночка, спрашиваю у врачей: «Ну что?» «Что-что? Девочка, вот что». И тут я заплакала. «Почему ты плачешь?» – спрашивает врач. «От счастья. Все говорили, что будет мальчик, а я девочку родила. Как и хотела». И вот уже скоро как двадцать три года я живу в состоянии счастья (и все было так, как хотела), несмотря на регулярные (и естественные) периоды печалей, горестей, тревог и переживаний. Мое счастье зовут Ангелина.
Про моменты счастья. Их много. Они случаются фактически каждый день. Другое дело, что не всегда их замечаешь. Но если их вспоминать, то они так или иначе связаны с музыкой, наверное, потому что музыка – это любовь. Или, по крайней мере, для меня это так. Я помню, что в какой-то момент я сомневалась: нужны ли кому-то мои песни, тем ли путем я иду? Тогда в моей жизни не было ни французской группы Nouvelle Vague, ни каких-то других стран и городов. Вообще было непонятно, нужна хотя бы кому-то моя музыка или нет. Помню, я закрылась в Петербурге, в своей комнате и просто начала петь, сама для себя, и я в этот момент ощутила счастье, что это нужно хотя бы мне, и вообще нужно, потому что это делает меня счастливой.
Я молодой доктор в конце шальных девяностых, в психбольнице у самого синего моря в Севастополе. Я на дежурстве. Мне привозят больных, я их описываю и передаю дальше в отделение. Кроме того, в ночи мне привозят на освидетельствование пьяных водителей сотрудники «ДАI», это украинская аббревиатура ГАИ. Для гаишников хмельной водитель – кусок хлеба. Трубка для первичного анализа, в которую дуют и она зелеенеет, – магический прибор. Но есть еще и объективные данные: артериальное давление, координационные пробы и т. д. Пьян человек или нет, решает врач, то есть я. Кровь в те времена брали «на промилли» только в случаях с тяжелыми ДТП. А мне привезли молодого парня явно трезвого. Самый резвый борец с пьянством на дорогах был, как сейчас помню, сержант Пацюк. Он просто очень хотел, чтобы я поставил парню «алкогольное опьянение». Час переговоров, уговоров, споров и грозных намеков. Дело явно пахло отбором прав с последующим «договориться» про тысячу долларов Пацюку на карман. Но мой вердикт: «Водитель трезв». Молчаливые злобные менты как волки уходят ни с чем. Счастливый парень и его отец прощаются со мной. Двери закрываются. Четвертый час ночи. В больнице тихо. Я один в дежурантской. Я наполнен чувством справедливости, собственной силы и еще чем-то джедаевски светлым. Мое счастье прерывает стук в окно. Это водитель и его отец принесли колбасу и сыр в знак благодарности.
