Момент умирающей веры - [4]

— Забери меня к себе, пожалуйста, папочка, я буду самой послушной дочкой! — Молила я, сквозь всхлипы и слезы. Папа долго молчал.

— Не могу. — Все что он ответил.

В этот же момент я вынула батарею из Нокии и разрыдалась. Я не могу больше жить так. Я не нужна никому. Бабушка больше не улыбается мне, а все больше кричит за пустяки, не выключила свет, разбросала игрушки, не помыла чашку. Я, молча, слушала. Мне нечего было ответить. Мама сказала, что у неё появился новый дядя, я рыдала в подушку, я не хотела нового папу, я хотела своего обратно, как будто никогда не было всего этого. Но дяди сменялись регулярно…

Именно в этом возрасте папочка превратился просто в отца…

В 14 лет…

Моя замкнутость превратилась в нечто иное, в самовыражение. Моим домом стала — улица, а семьей — друзья. Алкоголь, курение, тайны от мамы, которой, в общем-то, было плевать. Все меньше времени я проводила дома, на улице нет ворчащей бабушки, которая всё время сравнивает меня с отцом и дяди с тётей которые вечно сорятся, здесь так же нет моей вечно ноющей сестры. Я просто не чувствовала себя дома в том месте. Каторга — да; Наказание — да; дом — нет. Родители давили на меня с двух сторон. Я была меж двумя огнями. Когда я делала что-то не так при маме, она говорила что я вся в отца. Когда я делала что-то не так при отце, он говорил что я вся в мать. Они просто перебрасывали общую вину друг на друга, высказывали мне то, что я вообще не должна была слышать. В этот момент мне уже было все равно. Надежда на то, что у меня снова появиться крепкая семья, безвозвратно пропала. Но мои фантазии постоянно прокручивали тот момент, когда отец все же возвращается к нам.

Белая ворона в школе, не такая как все. И раз уж я не такая как все, то буду самой лучшей, не такой как все. Мои друзья, в основном парни, были старше на два-три года. Они употребляли таблетки и травку, но я — никогда бы этого не сделала, это было табу. Встречи с полицией происходили все чаще, так же, как и разговоры с отцом… Как хорошо что он имел влияние на полицию.

Отец давал деньги, но моей маме всегда было мало, она попросту не умела их распределять и вечно тратила в первую очередь на себя, мне доставались лишь крупицы… Я не получала то, что должна была получать.

В итоге, я пару раз ошибалась в выборе компаний, но снова и снова поднималась и шла дальше. Неразделенная любовь, предательство, обман, это все я проживала одна, без какой либо поддержки. Я всё еще верила в то, что любовь существует, просто мои родители сделали неправильный выбор…

16 лет.

Окончание школы, было не особо важным для меня событием, я никогда не находилась там больше чем три урока в день. Я не могу сказать, что не могла завести друзей в школе, я просто этого не хотела…

Именно тогда папа появился в моей жизни. У меня была истерика, настоящий срыв. С мамой мы уже не могли быть мамой и дочкой — это было давно упущено, но мы могли быть подругами, которыми и стали. Я понимала её, после всей той боли, что сама перенесла в одиночку. Мама позвонила отцу, и сказала, что я напилась таблеток и хотела спрыгнуть с крыши. Это была неправда, но хоть таким способом, она взывала его вспомнить о дочери. И он вспомнил, он приехал и забрал меня с уроков, посадив в свой дорогой внедорожник, он долго на меня смотрел. Он был одет с иголочки в дорогую рубашку и джинсы, на мне же был поношенный свитер и застиранные старые джинсы, на ногах порванные кроссовки. Он был совершенно чужим человеком. Всё что я видела на нём и у него, было тем, чего не было у меня. Но возможно это всё есть у его новой семьи.

— Зачем ты выпила таблетки? — Его тон был отчужденным, но голос дрожал. Я подняла голову, и посмотрела в его карие, точно такие же, как у меня глаза.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Ответила отстраненно я. — И вообще, какое тебе дело? Я не нужна тебе. — Эти слова вылетели из моего рта, без толики боли и удушья в горле.

Это была правда, я смирилась с этим. Оттенок его глаз потемнел почти до черного шоколада, он помрачнел. Мы смотрели друг другу в глаза, как будто проверяли друг друга на прочность. Для меня это пройденный этап, он больше не сможет ранить меня. Резко сорвавшись с места, он вышел из машины, и захлопнул дверь. В зеркало заднего вида, я видела, как он сжал переносицу двумя пальцами и тяжело дышал, его грудь вздымалась в резких толчках. Я не знаю, что он сейчас чувствовал, но чтобы это ни было, это причиняло ему боль, от чего мои губы изогнулись в едва заметной ликующей улыбке. Я рада доставлять ему боль, такую же, как он доставил мне. Вернувшись в салон, отец сел ровно, глядя вперед, на мою школу. Я бросила на него косой взгляд, его ресницы были мокрыми, он вытирал щеки ладонью. Это не вызвало во мне угрызения совести, ни единого. Он заслуживает то, что получил. С рваным вдохом он повернулся ко мне.

— Ты моя дочь, я люблю тебя больше жизни. Как ты могла подумать, что не нужна мне? Как бы ни сложилось у нас с твоей мамой, ты всегда будешь моей кровью, моей дочерью! — Папа говорил сквозь слезы.

По моим щекам стекали ручьи таких же слез. Но не от его слов, а от того что я не могла сказать ему. Потому что каждый раз, когда я пыталась это сказать, моё горло сжималось. Я не могла выдавить ни слова, просто начинала захлебываться воздухом, как будто удав душил моё горло. Мне хотелось спросить, тогда почему он ушел? Почему он не взял меня с собой? Почему он меня бросил? Раз так любит меня… Он заставил меня жить в аду, ушел к другой, чтобы дарить ей сказочную жизнь. А мне в это время приходилось выживать.