Молот и наковальня - [2]

Его отец только фыркнул в ответ:

— Мягко сказано, сынок. По-моему, Автократор Генесии не сделал для Видессии ровным счетом ничего из того, что он обязан был для нее сделать. — В словах губернатора прозвучали насмешка и презрение, но голоса он не повысил. Все же кое в чем Генесии не знал себе равных: он легко мог учуять совсем слабый запах начинающей поднимать голову измены. А учуяв, беспощадно выкорчевывал — вместе со всеми корнями и побегами.

— Видессия задыхается, зажатая между кубратами и макуранцами, — горько произнес младший Маниакис. — К тому же она на пороге гражданской войны. Иногда я спрашиваю себя: останется ли хоть что-нибудь от нашей великой империи спустя несколько лет?

— Да, если б не тот злосчастный поход на кубратов, — вздохнул старший Маниакис, — Ликиний оставался бы императором и поныне. Либо ему на смену пришел бы Хосий. Уж куда лучше было тогда потерпеть поражение от кочевников, ведь именно победа привела Ликиния к мысли оставить армию на зиму к северу от реки Астрис, чтобы добиться новых военных побед следующим летом. Бесплодная пустыня… долгая холодная зима… — Губернатор поежился. — Окажись я там — пожалуй, и я бы взбунтовался.

Младший Маниакис недоверчиво покачал головой и улыбнулся. Его отец, смущенно кашлянув, отвел глаза в сторону. Глубоко укоренившееся чувство долга давно стало второй натурой старого полководца. Конечно, он мог, сочувствуя подчиненным, выражать недовольство тяготами солдатской походной жизни, но уклониться от выполнения приказов, а тем более взбунтоваться? Нет, такое было попросту невозможно.

— С тех пор как пал Ликиний, набеги кубратов на северо-востоке участились, стали более опустошительными. — Младший Маниакис вдруг запнулся, осознав, что он не совсем в ладах с географией. Безусловно, страна кубратов находилась к северо-востоку от Видессии. Но не от Каставалы. К северу — да, но к западу, а не к востоку. Впрочем, почти все обжитые земли лежали к западу от Калаврии. Он отмахнулся от этих мыслей и продолжил:

— Если бы только кубраты! Макуранцы принесли империи не меньше бед. Может быть, даже больше.

— А кто в этом виноват? — Старший Маниакис ткнул пальцем сперва в себя, потом в сына. — Только мы с тобой.

— Ну нет. Вина Ликиния уж никак не меньше нашей. Не прикажи он нам выступить на стороне Сабраца, — младший Маниакис произносил имя Царя Царей Шарбараза на видессийский манер, — оказав ему помощь в борьбе с теми, кто узурпировал его трон, Макуран и по сей день не представлял бы для империи никакой угрозы. У макуранцев было бы полно собственных забот. Там, далеко на западе.

— Приказ отдал Автократор Ликиний, верно, — ответил старший Маниакис, — но выполнили его мы. Ты и я. Шарбараз остался нам весьма благодарен, надо отдать ему должное. Как раз эту благодарность он использует теперь как повод. Делает вид, что мечтает отомстить за своего благодетеля, а под этим соусом просто пытается отхватить такой кусок западных видессийских земель, какой сможет проглотить.

Младший Маниакис кивнул и снова повернулся к окну. Конечно, отсюда нельзя разглядеть череп, покачивающийся на острие копья, но он никогда не забывал об этом зловещем напоминании.

— Иногда я спрашиваю себя, — сказал он, — а не может ли действительно быть сыном Ликиния тот Хосий, которого повсюду таскает за собой Сабрац?

— Нет, — уверенно ответил старший Маниакис. — Как бы ни был плох Генесий во всех остальных отношениях, одного у него не отнять: палач он отменный. Настоящий мясник. Если уж он во всеуслышание поклялся, что вырезал всех родственников Ликиния под корень, значит, так оно и есть. На его слова можно положиться. Кроме того, мы с тобой оба знавали этот череп, когда на нем было побольше плоти. Разве нет?

— Твоя правда, — неохотно согласился младший Маниакис. — Но все же…

— Но все же тебе хотелось бы иметь законный повод послать ко всем чертям Генесия, этого изменника и убийцу, — закончил за него отец. — Видит Фос, Господь наш благой и премудрый, того же хочется и мне. Но пока Генесий держит в руках Видесс, такой возможности у нас нет. Какой же смысл раз за разом возвращаться к этому разговору?

Младший Маниакис отошел от окна, направился к дверям. Стук сандалий по мозаичному полу показался неожиданно громким. Выглянув наружу, он убедился, что в коридоре никого нет. Тем не менее, прежде чем вернуться к окну, он плотно прикрыл дверные створки.

— Мы могли бы поднять восстание. — Его слова прозвучали совсем тихо.

— Помилуй нас Фос. Только не это, — так же тихо ответил старший Маниакис. — Разве ты забыл, сколько непокорных голов уже красуется на Столпе посреди площади Ладоней? Может, тридцать, а может, больше. Пока Генесий владеет ситуацией в столице и держит ухо востро, любой мятеж, поднятый в провинции, тем более в такой дальней, забытой Фосом провинции, как Калаврия, обречен на провал. Кто правит Видессом, тот правит империей!

— Ты прав, — сокрушенно вздохнул младший Маниакис. Он заводил подобный разговор с отцом не реже двух раз в году. А то и чаще — всякий раз, когда до Каставалы доходили очередные известия о кровавых бесчинствах, творимых Генесием. Отец с сыном почти наизусть знали все возможные пути развития этой беседы, как хороший игрок знает все дебютные ходы шахматной партии.