Молоко без коровы - [14]

По всей видимости, и сам губернатор Турчак это прекрасно понимал. И, имея отменную номенклатурную фору, добился перевода в Москву с повышением, став сенатором. А его преемник на Псковщине ежедневно ломает голову, как «показать динамику» к концу года.

Конечно, можно продать уцелевшие леса или городские газораспределительные сети, как планируют в 20-тысячном Острове. А что дальше? Как убедить серьезного предпринимателя, который создает рабочие места на десятилетия, что матерые кровососы станут нежными спаниелями по одному только указанию из Москвы? Что разоренные без единого выстрела школы, больницы, заводы и НИИ никак не помешают ему собрать продвинутый коллектив? Что экономящая на прачках область вложит сотни миллионов, дабы обеспечить ему коммуникации? И у преемника наверняка закрадывается мысль, что самый надежный выход – это радовать московское начальство и просить субсидии на бедность.

Регионы просят огня

Эта книга нисколько не претендует на оценку такого масштабного и многоликого явления, как централизация власти в России в обывательских терминах «хорошо – плохо», «полезно – вредно». К слову, оборотами вроде «общее благо», «всеобщая польза» оперируют обычно популисты и аферисты. Кто-то всегда ущемлен или насторожен. Трудно вспомнить хоть одну реформу или политический акт, которые приветствовало бы все население от министра до конюха. «Великие реформы» при Александре II были встречены браунингами и бомбами народовольцев, а сам Царь-освободитель, заикнувшись в 1856 г. об отмене крепостного права, тянул со своим Манифестом целых пять лет. А дотянув, держал с запасного хода дворца оседланных жеребцов – «Баязета серого и Адраса бурого»^[24]. Сегодня александровские преобразования признаются наиболее последовательными и удачными в нашей истории, они едва не спасли Российскую империю от краха.

«За кадром» подписания Декларации независимости США 1776 г. остались сотни тысяч британских лоялистов, уходящих в сторону канадской границы^[25]. И даже Славной революцией 1688 г., которую в наших учебниках упрямо именуют просто «буржуазной», остались недовольны широкие слои англичан: мол, пришедшие к власти голландцы угробят нашу старую добрую Англию^[26]. Разглядеть перспективы в вихре перемен всегда непросто.

Весьма соблазнительно оценивать последствия централизации по всем известному критерию – сколько выходит денег на душу населения. Дескать, если реальные доходы населения растут высокими темпами, то, значит, и централизация себя оправдала. Бывший замглавы Минфина Сергей Алексашенко пишет, что первые годы президентства Владимира Путина были многообещающими. Новый Налоговый кодекс ввел плоскую 13 %-ную шкалу подоходного налога. Земельный кодекс узаконил частную собственность на землю, что стимулировало экономическую активность в сельском хозяйстве. Новый Трудовой кодекс снял ряд архаичных ограничений, унаследованных от плановой экономики. Как следствие, реформа электроэнергетики привела к росту инвестиций в важнейшем секторе^[27].

Удачно сложились и внешние факторы. Дефолт 1998 г. резко снизил уровень зарплат в России. А значит, производить у нас за рубли и экспортировать за доллары стало страшно выгодно – что нефть, что пшеницу, что лес. Потом понеслись вверх цены на энергоносители: с 28 долларов за баррель в 2000 г. до 120 долларов в 2005-м. Рост зарплат потянул потребительский бунт и жилищное строительство. Но, пока народ обрастал собственностью и думал, что рост теперь навсегда, Москва прибирала к рукам власть.

О подноготной российской политики написаны вдумчивые и информативные книги Михаила Зыгаря, Дмитрия Травина, Станислава Белковского, Владислава Иноземцева, Джона Кампфнера. И нет смысла снова подробно рассказывать, кто за кем стоял и чем продиктованы отдельные высочайшие указы. Важно лишь напомнить, что в первые постсоветские годы регионы, особенно национальные республики, получили максимум полномочий, а налоговые поступления делились с федеральным центром примерно пополам. Губернаторы составили мощную фронду в Совете Федерации (верхней палате парламента), а после 1998 г. едва не отобрали у команды президента Ельцина власть, учредив избирательный блок «Отечество – Вся Россия». К бывшему премьер-министру Евгению Примакову и мэру Москвы Юрию Лужкову примкнули 24 члена Совета Федерации, включая глав Татарстана, Башкортостана, Ингушетии, Санкт-Петербурга. Неудивительно, что команда Владимира Путина, преемника Ельцина, воспринимала губернаторов-тяжеловесов как естественных конкурентов^[28].

Советский Союз был по факту унитарным государством, где не существовало никакого законодательного разделения прав и ответственности между центром и республиками. Бюджетного федерализма не было и подавно: все решал ЦК. Ситуация стала быстро меняться еще до распада империи. В августе 1990 г. Борис Ельцин сказал главам автономных республик: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Однако в принятой в 1993 г. новой Конституции независимой России не прописано четкого разграничения полномочий между регионами и центром.

Если бы Россия унаследовала от Союза сколько-нибудь значимую часть законодательства, тогда все спорные вопросы можно было бы решать «как раньше». Но российское законотворчество велось с чистого листа. И каждый понимал его, как хотел. К началу 2000 г. Минюст констатировал, что каждый пятый принятый в регионах закон противоречит федеральным нормам