МоLох - [11]

Шурочка, та, что родилась перед Ниной, как уже было сказано, работала в «Счастливом» операционисткой. Именно через нее Бобров с Ниной и познакомился. По мнению Боброва, Шурочка была тупа, как пробка, что вкупе с некрасивостью всех, кроме Нины сестер Зиненок практически лишало ее шансов на замужество. Шурочке недавно исполнилось двадцать восемь, Бобров это помнил, потому что напился в этот день вусмерть: отмечали в банке, после работы. А потом пошли к нему пить кофе. Как пили кофе, Бобров не помнил, но на утро искренне порадовался, что считается у Зиненок Нининым женихом. Поэтому Шурочка с кем-то в ту ночь ушла. Особенно Шурочка домогалась Миллера, замначальника операционного отдела. Миллер тоже был глуп, но зато красавец. Да еще красавец с гитарой. У Олега Миллера был сочный, чарующий баритон, что вкупе с должностью замначальника отдела банка как раз делало его завидным женихом. Незавидная Шурочка с завидным Миллером никак не могли быть парой, но охотно делали вид, что это возможно. Миллер со своей гитарой постоянно торчал у Зиненок, и Бобров все не решался спросить у Олега, дает ли он деньги Анне Афанасьевне?

Нина… Ее в семье Зиненок звали подарком. В самом деле, невозможно было объяснить, каким чудом у простоватого, массивного Григория Зиненко, обладателя похожего на картошку носа и его маленькой, вертлявой, щуплой жены с близко посаженными серыми глазами, размером с булавочную головку, родилась такая красавица дочь. Прямо диво дивное. Разве что Анна Афанасьевна могла этот момент прояснить, но она, разумеется, молчала.

Нина была высокого роста, как и все дочки Зиненок, которые пошли в рослого отца, но в отличие от Маки, Бетси, Шурочки и Каси потрясающе сложена. Руки, ноги, талия, лебединая шея, — в Нине все было прекрасно, в особенности ее грация. Тонкие, но невероятно густые пепельно-русые волосы, вьющиеся на концах, обрамляли овальное Нинино лицо с милой ямочкой на подбородке, которое было смуглым, как у цыганки. И глаза у нее были цыганские: большие, карие, с длинными ресницами, похожими на опахала. Все ее тонкое смуглое лицо было усыпано родинками, одна, самая очаровательная, над верхней губой, но и остальные, та, что возле уха, или на виске, у самой линии волос, тоже были прелестны. Бобров, замирая, представлял, что такие же родинки рассыпаны по всему Нининому волшебному телу, шелковистому и такому же смуглому, как ее лицо, в самых заветных местах, и мечтал все их перецеловать. Тонкий прямой носик, пухлые губы, над верхней та самая родинка. Верхняя точка для поцелуев, поэтому Бобров, случись ему начать, начинал именно с нее. А последнее время, предвкушая развязку, Нина позволяла себя целовать. От этих поцелуев Бобров дурел хуже, чем от кокаина, руки его дрожали, сжимая Нину, и она легко уворачивалась:

— Андрей, потом.

Бобров прекрасно понимал, что Нина с ним играет. Должно быть, мама научила. Сама Нина была не очень умна, и уж точно не опытна в этих делах. Но невероятно проницательна. В ее умении угадывать, что именно от нее хотят услышать, и говорить именно это, и в самом деле было что-то цыганское. Будто Нина была ведунья, помимо того, что она была редкой красавицей.

Понятно, что на Нину семья Зиненко возлагала большие надежды. Нина должна была выйти замуж за олигарха и всех их осчастливить. Бобров олигархом не был, но он был москвичом, и Зиненко наверняка рассчитывали, что после свадьбы он увезет красавицу Нину в Москву, потому что у него там есть квартира. А там уж…

Бобров, все больше увязая в отношениях с Ниной, старался не думать о том, что его хотят использовать, как трамплин.

Что до младшей из Зиненок, Каси, то она, как уже сказано, была школьницей. Кася рано созрела и в свои четырнадцать выглядела на двадцать. Нина рядом с младшей сестрой казалась девочкой. Кася уже вовсю заигрывала с мальчиками, а те становились пунцовыми, глядя на пышную Касину грудь, обтянутую футболкой. Бетси как-то призналась Боброву, что полное имя Каси — Кассандра. Зиненко в пятый раз уж точно ждали мальчика. Они его и добивались с таким упорством. И когда родилась Кася, Анна Афанасьевна во всеуслышание объявила, что это необыкновенный ребенок. Надо же ей было как-то оправдать свое фиаско. «Чудесную» Касю назвали Кассандрой, явно готовя ее на роль провидицы. Но сколько Бобров не приглядывался к Касе, он видел лишь «чудесное» скороспелое половое созревание. Касю перло, как на дрожжах.

Пока холостые мужчины, считающиеся в доме женихами, жарили шашлык, и пили с барышнями водку, Касины мальчики гроздьями висели на заборе. Оттуда они свистели своему предмету, и предмет из-за этого задирал нос. Бобров уже привык пить водку под этот свист, он вообще ко многому привык, прожив в Чацке больше года.

Он все-таки купил Нине цветы, белые розы, но по дороге мучился вопросом: на что живут Зиненки? Анна Афанасьевна, или по-домашнему Нюся, нигде не работала. Хозяйство у Зиненок было большое, они держали кур, уток, кроликов, а одно время даже пасеку. И выращивали все, начиная от картошки, и заканчивая экзотическими баклажанами, которые прекрасно себя чувствовали в Чацком жирном черноземе. На огороде трудились, как проклятые все, кроме Нины. Она вообще жила особенной жизнью. Вся семья Зиненок была у Нины в прислугах. Нина спускалась из своей спальни к обеду, даже учебой она себя не утруждала, хотя это было единственное ее занятие. Нине с ее красотой не было необходимости в красном дипломе, а зачеты и «тройки» ей ставили и так. За участие в конкурсах красоты, городских и региональных, с которых Нина неизменно привозила ленты, прославляющие Чацк. О ней писали в газетах, ее звали на радио и на местное телевидение. Нина даже вела там прогноз погоды, и получала за это деньги. Пусть небольшие, но это были легкие деньги, в отличие от тех, которые зарабатывали остальные Зиненки.