Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии - [105]

Эта работа происходила во времена самых горьких страданий, во времена национал — социализма и развязанной им войны. Вынужденные отвергать свое государство, как государство преступное, и желая его гибели любой ценой, мы обретали покой, разрабатывая самые абстрактные, самые отвлеченные, по видимости, темы. В эти годы бедствий, которые мы разделяли не со всеми немцами, как то было в Первую мировую, а со всеми преследуемыми Германией, со всеми замученными и убитыми ею, как с нашими собратьями по судьбе, работа над «Философской логикой» была одним из способов внутреннего самоутверждения. Моя жена, как повелось с давних пор, читала мои рукописи и писала для меня заметки по поводу их. Это было нашей постоянной ежедневной работой. Она проходила как бы в тени, вдали от повседневности и совсем не так, как раньше: наша «Психология мировоззрений» была написана в молодом порыве, а наша «Философия» — с ощущением того, что мы достигли вершины жизни и прочно стоим на ногах. Теперь нас окружала тишина нашего прибежища, где мы вынуждены были затаиться, терпеть лишения и испытывать всепроникающий страх. О читателе мы не думали, мы писали для самих себя, осознавая, что если случится невероятное и мы выживем, жизнь снова сведет нас со старыми друзьями.

Многие части рукописи тогда читала Мария Салдитт. Она следила за ходом работы, помогая нам, ободряя нас в нашей покинутости уже одним тем, что находила эту работу важной — она, одна из немногих незабываемых наших друзей более молодого поколения. Она была учительницей и на протяжении десятилетий делилась со мной мнениями и впечатлениями, рассказывая о проблемах своей профессии. Я видел, как она стойко держалась на своих уроках во времена господства нацистов, при негласной поддержке директора школы, отличного человека. Я видел ее потом — как она проявляла мужество в духовном хаосе современной Германии: не давая сбить себя, доносила до молодежи все великолепие культурной традиции, будила стремление к истинному, к подлинному, не падая духом, переносила вмешательства со стороны властей, регламентировавших преподавание. Для нее, которая с детства была благочестивой католичкой, само собой разумеющимся было метафизическое мышление, которое не только отзывалось во мне, не только обращалось ко мне, но и давало мне благотворную возможность ощутить глубину католических идей. Мехтхильд из Магдебурга была одним из любимых ее образов. Она хорошо знала мой стиль мышления и благодаря этому составила ценный предметный указатель к моим «Психопатологии», «Философии» и «Философской логике», который может необычайно помочь читателю соединить все в единое целое. Я благодарен ей за это.

Духовный настрой, в котором создавалась «Философская логика», склонял к тому, чтобы, опираясь на реализовавшее себя в жизни мышление, видеть в абстракции фундаментального нечто подлинно конкретное, сохраняющееся при всех обстоятельствах. Разумеется, в логике требуется только обрести ясное понимание тех пространств, в которых нам являют себя истина и бытие. Однако в процессе достижения такого понимания оказывают свое влияние и содержательные моменты традиции, выражающие себя в этих пространствах. Книга была написана в сознании того, что распространился недуг неистинности, недуг превратно понятой истины, недуг зла. Я хотел принять твердое и непоколебимое решение, со всей ясностью закрепив свой выбор: либо — либо. Выбор, который означал бы, что я больше не приемлю, а только отвергаю. Но мне хотелось и повысить свою способность проникать, используя понимание, в любую возможность истинного, содержащуюся даже в самом что ни на есть неистинном. Зыбкость всего истинного, сомнительность того истинного, которое пытается подавать себя как общезначимое, само собой разумеющееся; зазнайство обладателей истины — все это нужно было показать так же ясно, как и надежность той основы, которая не поддается объективации напрямую. Упомянем здесь некоторые мотивы из этого произведения.

1. Ситуация философии такова: нет истины в целом, однако истина встречается многообразно в историчном своем обличье. По этой причине сообщество всех людей возможно не благодаря признанию одной — единственной истины, а только благодаря предшествующему коммуникационному пространству. Осознать это посредствующее пространство и открыть, насколько это возможно, доступ в него, а сверх того — высветить смысл, обеспечивающий его экзистенциальную надежность — таковы задачи философской логики. Она изучает, с одной стороны, условия для реализации беспредпосылочной воли к коммуникации, а с другой стороны — формы нарушения коммуникации, ее смысл и последствия.

2. Коммуникация требует от разума самосознания, то есть знания о тех формах и методах, в которых совершается мышление, требует общей ориентации в ремесле мышления — вплоть до ясного осознания первоначал. В той мере, в какой разуму удается это самосознание, мысль обретает власть над самой собой: тот, кто мыслит философски, становится господином над своими мыслями — вместо того, чтобы бессознательно оставаться привязанным к привычным путям и формам мышления.