Молодинская битва. Риск - [167]
— Остепенись, воевода. Выйди из сечи. Есть нужда оглядеться, — требует старший из ратников, приставленных Хованским к Вельскому. — Поворачивай коня, мы прикроем тебя щитами и мечами.
Не стал пререкаться Вельский, выехал из сечи. На взгорке у берега Рожай тысяцкие о чем-то рассуждают, даже руками размахивая. К ним и направил коня Богдан Вельский.
— Про что глаголим?
— Отдушины, толкуем, главный воевода не оставил для татар. Кто бы улепетнуть собрался, где дырка? Вот татары и стоят насмерть.
— Одно место пустое. Вот там, где стяг Девлетки и он сам, — поддержал своего товарища второй тысяцкий. — Только кто осмелится, пятки смазав, бежать мимо своего хана? И еще что смущает, почему князь Воротынский ханскую ставку не трогает. Не может быть, чтобы ума не хватило.
Весьма в угоду Богдану Вельскому подобные слова. Он уже не единожды думал, не крамольничает ли Михаил Воротынский, якобы играя в хитрость, но думки оставались думками, теперь к ним добавилось и суждение, высказанное тысяцким. Попробует он отказаться от своих слов, когда нужными они станут, себе же хуже сделает.
— А не перестроить ли, воевода, тысячи наши в клин, проделав отдушину между нами и Правой рукой, — посоветовал старший из приставов Хованского, — ловко, думаю, будет.
Тысяцкие согласно закивали головами:
— Верное слово.
Вельский, подумав немного, велел советчику:
— Скачи к князю Одоевскому. Предложи ему, пусть и он поддержит. Воротишься с его согласием, перестроимся в клин.
Ратник ускакал, обходя сечу стороной, а тут произошло то, что заставило Вельского изменить свое мнение о Воротынском: из леса выпластала дружина князя под его стягом, хотя, как понял племянник Скуратова, вел ее Никифор Двужил, ее воевода и княжеский боярин. Дружина бесстрашно неслась на ханский гвардейский полк, хотя тот превосходил ее не менее, чем в четыре раза.
Не успевший построиться ханский полк выгнулся дугой под дерзким нажимом смелой дружины, которая, казалось, приложив еще немного усилий, захватит стяг Девлет-Гирея, но, увы, сопротивление ханских нукеров росло, и каждый новый шаг вперед стоил дружине невероятных усилий и жертв.
— Видно, затихнет удар, — молвил со вздохом тысяцкий. — Тогда пшиком, можно сказать, окончится нынешняя сеча. Придется вновь укрываться за гуляями. Помочь бы дружине?
«А что? Верная мысль, — оценил слова тысяцкого Богдан Вельский. — Решиться, что ли, на самовольство?»
Времени на долгое размышление не было, но все равно не откажешься от борения мыслей. Конечно, вывести из сечи более тысячи ратников — весьма осудительное самовольство, простится оно лишь в случае успеха, но что сможет ему сделать князь Воротынский, если успеха не случится. Ничего. Мертвые сраму не имут. Да и дядя Малюта закроет своей грудью.
— Клин отменяется. Выводите по половине своих мечебитцев и — пусть догоняют меня. Впрочем, можете и в клин перестраиваться, если Правая рука согласится. Я — на помощь княжеской дружине, — с этими словами Вельский развернул коня, сразу же пустив его намётом, будто летел вдоль берега, стремясь за спину полка Правой руки. Он замечал только, что за ним следуют его стремянные и приставленные князем Хованским ратники.
На опушке Вельский придержал коня, дав время скучиться другим опричникам, уже скакавшим за ним, и вновь, теперь в нескольких саженях от опушки, поскакал настолько быстро, насколько позволял лес.
Вот и взгорок. На его макушке придержал коня. Нет, не тысяча с лишним за его спиной, сотни три всего, да еще сотни две, скачущих растянувшейся цепью.
«Неужели тысяцкие пожадничали?! Взыщу!»
Времени терять, однако же, не стоило даже в ожидании скакавших на виду по лесу.
— Кто подрубит ханский стяг, получит дворянство. Вперед!
Нукеры полка Девлет-Гирея не дрогнули, увидев новые силы русских. Устилали своими трупами и трупами наседавших каждый шаг своего отступления. Дрогнул сам хан. Он с испугом смотрел, как из леса выпластывают все новые и новые черные всадники, словно нечистая сила (Вельский, не думая о последствиях, поступил очень верно, не став ждать всех ратников), конца которым не видно и которые начинают охватывать его гвардейцев с боков. Когда же более ловкие и смелые очень близко пробились к его стану, хан решил спасать свою драгоценную жизнь. Стегнув коня камчой, Девлет-Гирей понесся прочь в окружении полусотни телохранителей.
Воины ханского полка продолжали какое-то время упорно сопротивляться, но когда упал ханский стяг, те из них, кто успел, тоже понеслись прочь.
Лиха беда — начало. Да если еще пример показал сам властелин и его лучшие из лучших нукеры. Один за другим покидали поле боя нойоны и темники, за ними следовали тысяцкие, оставляя на произвол судьбы своих воинов, которым не было дано команды отступать, и поэтому им оставалось одно — отбиваться, пока есть силы, и уповать на милость Аллаха.
Они и отбивались еще некоторое время, но вот из гуляй-города по повелению Фаренсбаха была устроена вылазка: высыпали из крепости казаки атамана Черкашенина, порубежные казаки и дети боярские, да немцы-наемники. Действие предельно рискованное, ибо крепость оставалась почти незащищенной (только пушкари с посохой и ертоульцами), но риск оказался весьма кстати: крымцы сломились окончательно. Началась безжалостная, безудержная бойня. Казалось, совсем забыли русские ратники заповеди Господни, а старались лишь ублажить своего древнего бога Перевита, о пяти головах, для которого одна утеха — кровь побежденного врага. Как можно больше его крови.
Со времен царствования Ивана Грозного защищали рубежи России семьи Богусловских и Левонтьевых, но Октябрьская революция сделала представителей старых пограничных родов врагами. Братья Богусловские продолжают выполнять свой долг, невзирая на то, кто руководит страной: Михаил служит в Москве, Иннокентий бьется с басмачами в Туркестане. Левонтьевы же выбирают иной путь: Дмитрий стремится попасть к атаману Семенову, а Андрей возглавляет казачью банду, терроризирующую Семиречье… Роман признанного мастера отечественной остросюжетной прозы.
Второй том посвящен сложной службе пограничников послевоенного времени вплоть до событий в Таджикистане и на Северном Кавказе.
Самая короткая ночь июня 1941-го изломала жизнь старшего лейтенанта Андрея Барканова и его коллег-пограничников. Смертельно опасные схватки с фашистскими ордами, окружающими советских бойцов со всех сторон, гибель боевых друзей… И ещё – постоянно грызущая тревога о жене и детях, оставшихся в небольшом латвийском посёлке, давно уже захваченном гитлеровцами… А ветерану Великой Отечественной Илье Петровичу опасности грозят и в мирной жизни. Казалось бы, выхода нет, но на помощь бывшему фронтовому разведчику приходят те, ради кого он был готов отдать жизнь в грозные военные годы.
Тяжела служба на Дальнем Севере, где климат может измениться в любую минуту, а опасность поджидает за каждым углом. А тут ещё летят над приграничной зоной загадочные шары-разведчики… Но капитан Полосухин, старший лейтенант Боканов, капитан третьего ранга Конохов и их боевые друзья делают всё, чтобы исполнить присягу на верность Отечеству, данную ими однажды.
Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.
Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война нашли свое отражение в новом романе Геннадия Ананьева, полковника, члена Союза писателей СССР. В центре внимания автора — судьбы двух семей потомственных пограничников. Перед читателем проходит целая вереница колоритных характеров и конфликтных ситуаций.Книга рассчитана на массового читателя.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.