Молиться за Рэйн - [15]

— А, ну да. — Она хмурит брови, обдумывая мое заявление. — Эй, можно задать тебе вопрос?

Я пожимаю плечами.

— Ты все равно это сделаешь.

— Если грядущее будущее будет таким же ужасным, как все говорят, то почему тогда ты так стараешься выжить? Я имею в виду, вдруг ты окажешься последним человеком на Земле?

— Тогда я буду королем этого гребаного мира, — невозмутимо отвечаю я.

Бак почти полон, поэтому я ставлю мотоцикл прямо, чтобы остановить поток.

Рэйн издает печальный смешок, когда я вытаскиваю шланг и завинчиваю крышку бензобака.

— Да, ты бы стал королем разоренной и разрушенной планеты.

Я пожимаю плечами и опускаю подставку мотоцикла. Я никогда ни с кем не обсуждаю свое дерьмо, но есть что-то в том, как эта девушка внимательно ловит каждое мое слово, поэтому они так легко покидают мой рот.

— Я считаю, что если смогу выжить в этом гребаном апокалипсисе, то тогда все, что я пережил, будет иметь какое-то значение, понимаешь? Например, это докажет, что вместо того, чтобы сломать меня… они сделали меня неуязвимым.

Большие, грустные глаза Рэйн начинают блестеть, и я сразу же жалею о том, что не смог сдержать свой гребаный рот на замке. Мне не нужна ее жалость. Мне нужно, чтобы она слушалась меня. Мне нужны ее ресурсы. И, если быть честным, я бы хотел прямо сейчас нагнуть ее над капотом этого грузовика.

— Они — это кто? — спрашивает она, когда я выдергиваю шланги из ее мертвой хватки и швыряю их в высокую траву.

— Это не имеет значения. — Я поднимаю с земли кобуру и осторожно надеваю обратно на майку. — Главное то, что если я все еще буду жив, а они — нет, то я победил.

— Ну, кем бы они ни были, — Рэйн слегка улыбается, в то время как я встряхиваю рубашку, чтобы выпрямить ее, — надеюсь, они умрут первыми.

У меня вырывается смех, когда я смотрю на ее ангельское лицо. Она тоже начинает смеяться, а затем выхватывает из моих рук мою счастливую рубашку.

— О Боже, неужели ты всерьез собирался надеть это обратно? — Она смеется. Я хватаю другой конец рубашки, пытаясь вырвать у нее из рук, но она вцепилась в нее мертвой хваткой. — Как ты собираешься пережить апокалипсис в рубашке, пропитанной бензином?

— Я что-то не вижу здесь никаких прачечных, а ты? — Я притворяюсь, что наклоняюсь влево и пытаюсь снова выхватить рубашку, она дергается вправо и не отпускает ее.

— Я могу ее постирать.

— Когда твоя мама вернется с работы и впустит тебя?

Лицо Рэйн бледнеет, и она отпускает мою рубашку.

Бл*дь! Я не хотел упоминать о ней.

— Да, — отвечает она, ее глаза теряют фокус и опускаются на мою грудь, — когда моя мама вернется домой.

Дерьмо. Теперь она выглядит грустной и испуганной. И снова запускает руки в волосы. Это не к добру. Сука совершает глупости, когда начинает сходить с ума.

— Эй, — говорю я, пытаясь вырвать ее из этого состояния. — Ты хочешь есть? — Я перекидываю рубашку через здоровое плечо и начинаю отвязывать от руля пакеты с продуктами. — Я видел, у тебя во дворе есть домик на дереве. Мы можем поесть там наверху…

— На случай, если собаки учуют запах еды, — Рэйн заканчивает мою фразу с отсутствующим выражением на лице.

— Нет. — Я ухмыляюсь, держа пакеты в здоровой руке, и обнимаю ее другой, пока веду сквозь траву, высотой по колено. — Потому что там наверняка полно постеров с Джастином Бибером. Он такой чертовски очаровательный.

Рэйн фыркает, как поросёнок.

— О, Боже мой! — она хихикает. — Ты только что пошутил?

Я приподнимаю бровь, глядя на нее, и продолжаю идти.

— Я бы никогда не стал шутить про Бибера.

Когда Рэйн идет рядом со мной, смеясь над моей дурацкой гребаной шуткой, я понимаю, что возможно раньше я ошибался.

Я уже ощущаю себя королем мира.

Глава 7 Рэйн

Я запихиваю все мысли о своей матери в крепость с другим дерьмом, о котором я больше никогда не буду вспоминать, опускаю подвесной мост и поджигаю эту суку. Потому что все это уже не имеет значения, и мы все умрем.

Через три дня.

Когда я поднимаюсь по шаткой лестнице к своему старому домику на дереве, то понимаю, что уже начинает темнеть.

Точнее два с половиной дня.

Все, что необходимо сделать — это не думать о маме еще два с половиной дня, и тогда мне больше никогда не придется о ней вспоминать.

Пока я жду, когда Уэс поднимется, принимаю еще одну таблетку, просто чтобы быть уверенной, что это дерьмо останется крепко запертым.

Когда он залезает, я забираю у него пакеты.

В этом домике нет ничего особенного. В основном это просто гниющая фанерная коробка, внутри которой есть пара грязных кресел-мешков и старый магнитофон. Но когда я была ребенком, это был замок Золушки, пиратский корабль Джека Воробья и невидимый самолет Чудо-женщины — все в одном флаконе.

Потолок настолько низкий, что Уэс даже не пытается встать. Он просто подползает к креслу и устраивается поудобнее. Вытянув перед собой свои длинные ноги, он кладет одну на другую и начинает рыться в пакетах с продуктами. Еще немного и его ноги торчали бы из двери. Это напоминает мне «Алису в Стране чудес», когда она слишком быстро выросла и застряла в доме кролика.

— Итак, — говорю я, плюхаясь рядом с ним на другое кресло, пока он сосредоточенно открывает банку этим чертовым консервным ножом, который недавно впивался мне в спину, — у тебя есть что-нибудь, что не похожее на собачий корм?