Молекулярное кафе - [34]

Я слушал Берестовского с закрытыми глазами. Всё тело обмякло, и я не чувствовал себя в силах ни шевельнуться, ни чем более возражать ему. Казалось, всё, что происходит вокруг, существует отдельно от меня. Только хриплый голос Берестовского доносится откуда-то издалека.

— Сколько времени это должно продлиться? — скорее подумал я, чем сказал.

— По нашему земному времени, не больше тысячной доли секунды, ровно столько, сколько требуется для разряда конденсаторов установки. Что же касается времени, в котором мы с вами будем существовать, то оно не может быть выражено в доступных нам понятиях, так как вектор времени будет непрерывно вращаться.

— Я не буду участвовать в ваших дурацких опытах! — сказал я громко. Мои слова как бы разорвали охватывавшую меня пелену истомы. — Мне вполне достаточно той галиматьи, которую вы мне преподносите. Я ею сыт по горло!

— Вы не можете не участвовать в опыте, — спокойно ответил Берестовский, — потому что он уже начался. Посмотрите внимательно вокруг.

Вначале я ничего особенного не заметил, если не считать легкой дымки, окутывавшей отдаленные предметы в лаборатории. Затем мне показалось, что все находящееся за пределами кресел, в которых мы сидели, странным образом меняет свою форму. Сглаживались острые углы, изменялось соотношение размеров. Все сокращалось в одном направлении и вытягивалось в других направлениях. Вещи теряли присущий им цвет и окрашивались в светло-розовые тона. Поле зрения не ограничивалось больше стенами лаборатории. Я видел весь наш поселок, фигурки людей, застывших в самых разнообразных позах, и яркие звезды в небе. Всё становилось прозрачным.

Я сделал движение, чтобы встать с кресла, но меня остановил голос Берестовского:

— Не вздумайте двигаться! Сейчас любое перемещение в пространстве грозит катастрофой. Та комбинация полей, в которой мы существуем, имеет очень быстро убывающий градиент. Вне этой комбинации… Впрочем, у меня нет времени сейчас всё это объяснять. Внимательно смотрите!

Я снова откинулся на спинку кресла.

Теперь уже искаженные образы привычного мне мира возникали и исчезали, повинуясь какому-то постепенно замедляющемуся ритму. Это было похоже на смену кадров в кино, однако всякое движение в появляющихся изображениях отсутствовало. Менялась форма предметов, но всё оставалось как бы навеки застывшим на месте. Я видел людей на улицах с поднятой при ходьбе ногой. Окурок папиросы выплюнутый мороженщиком, повис в воздухе у самого его рта. Все предметы казались темно-красными.

Мне очень трудно описать то, что я чувствовал. Представление о времени было потеряно. Исчезающие и появляющиеся изображения, казалось, существовали и отсутствовали одновременно.

Я отчетливо видел Берестовского, сидящего в кресле, части аппаратов, нависших над нами, и всё, что было заключено в небольшом пространстве, окружавшем меня. Картины застывшего мира, где я раньше жил, чередовались с какими-то фиолетовыми контурами, не вызывающими никаких конкретных представлений. Призрачные контуры не только окружали хорошо различимое пространство, где я находился, но и существовали внутри него. Я видел, как они пронизывали грузную фигуру Берестовского и даже, казалось, появлялись во мне самом.

Постепенно глаза привыкли к смене красного и фиолетового цветов, и я начал различать в этих контурах какие то закономерности. Мне казалось, что я вижу очертания причудливого здания. Одна из его стен проходила через плечо Берестовского и через мою голову.

Трудно сказать, что было дальше. Невыносимая боль пронзила все тело. Казалось, что кто-то выдирает внутренности. Окружающее меня пространство вспыхнуло ярким светом, и я потерял сознание.

Первой пришла боль, вызвавшая у меня мысль о том, что я жив. Затем я почувствовал запах горелых проводов и озона. Потом я открыл глаза. Лаборатория была окутана дымом. Превозмогая боль, я подошел к креслу, в котором, скорчившись, лежал Берестовский. Я взял его за голову, и он застонал.

— Пробой конденсаторов, — прохрипел он. — Случись это за точкой перехода, всё было бы кончено. Очевидно, нас выбросило назад по нижней ветви кривой.

Даже в полусознательном состоянии Берестовский оставался верен себе.

Шатаясь, я вышел из лаборатории. Во дворе ко мне бросилась овчарка, но внезапно, завыв и поджав хвост, кинулась от меня прочь.

Я пробирался домой по улице, держась за заборы. Ноги подкашивались от слабости. Редкие прохожие провожали меня удивленными взглядами.

Войдя в комнату, я машинально подошел к зеркалу. Моё собственное изображение показалось мне совершенно чужим. Кое-как добравшись до кровати, я повалился на неё одетый и уснул.

Когда я проснулся, у моей кровати сидел врач в белом халате. У изголовья с встревоженным видом стояла хозяйка дачи.

— Ну и поспали же вы, — сказал врач, — я уже думал о том, чтобы отправить вас в больницу. Теперь всё в порядке, но придется несколько дней полежать в постели. Будете принимать вот эти капли. Всё это результат сильного переутомления. Кстати, вам говорили врачи, что у вас сердце с правой стороны?

Я отрицательно покачал головой.

— Странно, что вы об этом не знали. Это не так уж часто встречающаяся аномалия.