Молчание бога - [16]

Егерь потянулся за следующим крестом, но Ловчий взмахнул рукой.

– Синий отряд, – сказал Ловчий, когда крест с обрывком цепочки упал на середину стола. – Полдня пути отсюда по Восточной дороге. Этим утром. Всех вырезал один человек.

– Кто? – спросил Егерь быстро.

– Мы натолкнулись только на тела. По следам похоже, работал один. И не оборотень. Нет ни укусов, ни царапин от когтей. Чистые раны от благородной стали. Троих – внезапно. Шестеро пытались защищаться. Сломанная рогатина... Сломанная, а не перерубленная. Два разряженных арбалета, не более чем с пяти шагов. Двое пытались бежать.

Ловчий просто сказал, не вдаваясь в подробности, не поясняя. Люди в комнате опытные и тертые. Застать охотника внезапно... троих охотников, засветло. Два выстрела из арбалета в одного человека – и мимо? В упор? Сломанная рогатина... окованное железом древко в мужскую руку толщиной. И, наконец, бегущие от опасности охотники...

Пусть они только полгода занимались этим ремеслом, но каждый из сидящих в комнате прекрасно знал: первое, что запоминают охотники: бежать бессмысленно. Еще никому не удавалось убежать от оборотня или упыря. Убить – да, убить можно, а убежать...

– Вот такие дела... – сказал Ловчий.

Слова эти взлетели к закопченному потолку, скользнули в приоткрытую дверь и вылетели под морозное звездное небо. Потом ударились о него между Медведицами и упали где-то к югу, в районе Рима. А, может, они упали на пол прямо там, в душной комнате, пропитанной растерянностью и страхом, а в Риме прозвучали уже другие, просто очень на них похожие слова. Скорее всего, так оно и было, потому что вряд ли слова, сказанные Ловчим, смогли бы не заплутать в лабиринте римских катакомб. И точно не смогли бы среди тысяч закоулков отыскать именно тот, в котором одна серая тень сказала другой серой тени:

– Вот такие дела сейчас творятся в известном вам месте.

– И вы полагаете, что эти события повлекут за собой нужные последствия? – спросила вторая тень, – Я не верю в случайности. И мне странно, что корабль и книга были обнаружены... и кем?.. Что делал корабль, который мы ожидали, на побережье графства?

– Шторм...

– Да, конечно. Шторм, который, если верить отчету этого недоумка, закончился сразу после того, как тот самый корабль сел на скалы.

– Но, Кардинал...

– Если бы вы знали, сколько лет я кардинал, вы бы сошли с ума... Или я вас был бы вынужден отравить. Или приказать заколоть... – Тень вздрогнула.

Это она так беззвучно смеялась.

– Как хорошо, что я не знаю, как давно вы стали Кардиналом, – сказал собеседник Кардинала, намного выше его и шире в плечах.

– Еще не все потеряно, Пес. Не все потеряно. Когда-нибудь вы узнаете слишком много, и это...

– Позволит вам сделать то, что вы так давно хотите сделать, – подхватил тот, который иногда откликался на прозвище Пес.

Он только пытался пошутить, но Кардинал часто терял чувство юмора.

Дернулся язычок пламени на светильнике, раздался звук пощечины.

– Смирение, сын мой, смирение! – сказал Кардинал, и Пес молча склонил голову. – То, что я хочу сделать, никак не соизмеримо ни с твоей жизнью, ни с твоей смертью. Мы ведь знаем, что ты можешь подохнуть в любой миг, по моему приказу. Знаем?

– Вы хотите приказать?

– Я хочу, чтобы ты это помнил. И чтобы ты не забывал – жизнь ради Господа, смерть ради Господа.

– Я – грязь на деснице его, – сказал Пес.

И в голосе его была сила. И ярость. И гордыня. Тень Кардинала вздрогнула на стене. Беззвучно.

– Встань, – сказал Кардинал. Пес встал с колен.

– Теперь Он может догадаться? – спросил Пес.

– Он? Может. И, значит, мы должны начинать. Тем более что мы и так были готовы. Если бы не эта нелепость с последней партией агнцев...

– Но ведь с орденом Черного креста и так уже все было решено, – напомнил Пес.

– Каким орденом? – быстро спросил Кардинал. – О чем ты? А... Ты об этих отрядах охотников на исчадий Ада... Нет такого ордена. Нет. И никогда не было. Были благословленные на подвиг люди, желающие искупить свои грехи и послужить во славу Его... Ведь черный – это не цвет. Черный – это отсутствие цвета, пустота. Орден пустого креста? Орден пустоты?

Пес молчал. Такие моменты лучше было пережидать молча.

– А вот то, что мы готовы, – хорошо. Хотя... Знаешь, что мне не нравится больше всего? – спросил Кардинал.

– Естественно. Не знаю.

– То, что мы, несмотря на готовность, должны действовать. Не можем, не хотим, а должны. Неприятное слово. Пакостное слово. Я должен только Господу нашему. И Церкви его... И я должен сделать то, что не смогли сделать эти облаченные в металл свиньи, которые именуют себя крестоносцами... Они ведь не люди, они то самое стадо свиней, в которое Спаситель отправил бесов из одержимого и которое бросилось в воду. Только эти бросились за море, полагая, что, прикрываясь Крестом, смогут удовлетворить свои алчность и гордыню... – Кардинал взмахнул рукой, и светильник погас.

Голос теперь звучал во тьме.

– Мне не нужна власть. Я не хочу быть пастырем у этого стада... Я хочу очистить землю от скверны. Сколько гноя скопилось, сколько грязи... Сколько сил было потрачено, чтобы сделать рыцарей воинами Господа! Сколько надежд возлагалось на них... И что? Что? Не Господу нашему служить, а прекрасной даме? Не Деве, а потаскухе? Не крест сжимать в руке перед битвой, а тряпку, врученную этой шлюхой? Убивать подобных себе на этих сатанинских игрищах, именуемых турнирами, а не сражаться с врагами Господа! Да если бы рыцари помнили о своем долге, разве появились бы эти Охотничьи отряды!