Мокруха - [23]
Амадо обрадовался, увидев Норберто, входящего в его комнату в дешевом мотеле. В руках он держал замасленный бумажный пакет. Норберто протянул пакет Амадо.
– Как себя чувствуешь?
– А ты как думаешь?
Амадо вскрыл пакет и оттуда аппетитно пахнуло острым ароматом. Он широко улыбнулся.-
– Карншпас?
– Карншпас пибиль!
– Ке буэно!
Норберто присел на край кровати и смотрел, как Амадо вынул из пакета обернутый в фольгу тако и стал неловко разворачивать одной рукой. Он не сделал ни малейшей попытки помочь.
– Скучаешь по своей руке, чувак?
– Я ее во сне вижу, ядрена мать!
– А ведь она у нас! Амадо оставил тако в покое.
– Что?
– Мы заполучили твою руку, чувак. Тебе стоит взглянуть на нее!
– На кой хрен тебе понадобилась моя рука, пенаехо?
– Чтоб не попала к лас-плакас, марикон\
Амадо пристально посмотрел на Норберто. Ах, ты, маленький хитрожопый сучонок!
– Она у Эстевана?
– Си.
– Ке варваро!
Амадо задумчиво покачал головой и снова принялся за обертку тако. Наконец, он сумел высвободить его и запихнул в рот сразу наполовину. Потом стал смачно жевать, перепачкав губы в жире. Норберто улыбался, глядя на него.
– Кьерес сервеса?
Амадо кивнул, улыбаясь еще шире. Его тронула забота друга, не поленившегося принести ему такое и пиво. У него даже слезинка выступила на одном глазу. Норберто сунул руку в пластиковый пакет, достал банку холодного «моде-ло-эспесьяль», с шипением хрустнул крышкой и протянул пиво Амадо.
– Грасиас!
– Де нада!
Амадо сделал несколько длинных глотков, потом оторвался от банки и звучно рыгнул. В воздухе сразу запахло пивом и начинкой из свинины и чили. Норберто с серьезным видом обратился к Амадо.
– Чувак, тебя хочет видеть Эстеван.
– Убить он меня хочет!
– Нет. Есть дело. Очень важное.
Амадо взглянул на Норберто и понял, что за время его отсутствия произошли перемены. Этот парень поднялся по служебной лестнице и теперь подчиняется непосредственно эль-хефе, самому Эстевану.
– А я-то думал, что мы с тобой корешили.
– Не в этом дело, чувак. Ты нужен Эстевану. Он не собирается убивать тебя!
– Ну, да, это он тебе так сказал!
– Это я сам знаю!
Амадо изучающе посмотрел на Норберто. Вероятно, у этого панка с собой девятимиллиметровая пушка или, еще хуже, тот долбанный короткоствольный тридцать восьмого калибра, который он так любит таскать повсюду, потому что увидел его в кино и посчитал крутым и понтовым.
– Могу я отказаться от встречи с Эстеваном?
– Нет.
Амадо пожал плечами.
– Бале!
Когда Норберто и Амадо вошли в «хранилище», Эстеван смотрел сериал с Чивас в роли Морелии по «Каналу 55». Мартин сидел на кухне с водителем «гольфа», которого звали Боб, а фамилию Эстеван не запомнил, и расспрашивал его о том, как правильно законсервировать оторванную человеческую руку. Меньше всего Эстевану хотелось, чтобы у него в доме валялся вонючий кусок разлагающейся плоти. Он поднялся поприветствовать Амадо.
– Это ты, каброн! Ке оида?
– Лучше ты мне скажи, что нового!
Оба замолчали, глядя друг на друга. Эстеван вдруг растерялся, не зная, что делать. Такого состояния он еще никогда не испытывал. Насколько наследил Амадо в гараже Карлоса Вилы? Раз он уверен, что эль-хефе убьет его, значит, и впрямь наследил. Сола понимал, что как ни тяни, ему все равно придется принимать решение по поводу Амадо. Опасно держать в своей команде неумелых убийц и недисциплинированных подчиненных. Но пока он, пожалуй, не будет ничего предпринимать на его счет. Сначала надо разгрести дерьмо, в которое они влипли. Сейчас самое главное – не угодить в тюрьму. Эстеван продолжал молча стоять, вперив в Амадо свой страшный взгляд. Норберто заговорил и разрядил напряженность.
– Амадо! Хочешь полюбоваться на свою руку?
Амадо обернулся на его голос.
– Ara!
Боб не поверил своим глазам, когда на кухню вошел однорукий мужик. Он сразу понял, что перед ним владелец оторванной руки, так как его украшали похожие татуировки. Мужчины спаривались сзади с женщинами с огромными торчащими титьками. Другие грудастые тетки отсасывали у мускулистых мужиков с внешностью байкеров и длинными стоящими членами. И это был только небольшой фрагмент художеств, видимый на уцелевшей руке незнакомца и части груди и шеи, выглядывающей из расстегнутого воротника безрукавки. Боб догадался, что у него все тело покрыто такими же наколками и представляло собой что-то вроде камасутры для «ангелов ада». Это открытие потрясло его воображение. Ему захотелось поговорить с мужчиной, но слишком уж грозно тот выглядел – не страшно, как «крестный отец», но именно грозно, и Боб побоялся опять получить удар в живот или по голове, или еще чего-нибудь похуже, а потому промолчал. На его глазах грозный однорукий чувак открыл термоконтейнер и достал из него свою вторую руку.
Это было незабываемое зрелище. Грустное и трогательное. Грозный парень стоял и смотрел на мертвую руку, будто на пропавшего без вести и вновь обретенного ребенка. Боб пригляделся и увидел слезы у него на глазах. Наконец, заговорил страшный «крестный отец».
– Ходер, тебе, наверно, было больно!
Грозный посмотрел на страшного и ничего не сказал. Только потрогал живой рукой мертвую – сначала пальцы, потом перевернул ее и погладил предплечье, легонько, будто чувствуя собственное прикосновение.
