Мои враги - [6]

И я возненавидела. Не самого Ваньку, а вот эту крысиную юркость как знак времени: кто смел, тот и съел.

Когда я видела Ваньку за забором, мне становилось плохо. У меня замедлялась речь, голову заливало свинцом. Я поняла, что не могу с этим жить. Я вызвала землемера. Ванька не пустил его на свою территорию. Значит, чего-то опасался. А иначе почему бы не позволить обмерить землю, тем более за мои деньги...

Я решила подать в суд, но мне объяснили, что начнется конкурс взяток. Ванька придет и заплатит круглую сумму. А если я дам больше, то он перекупит, как на аукционе. Сегодняшний суд превратился в личный бизнес, истина никого не интересует. Всех интересует только гонорар.

Чем занимается Ванька, я не вникала. Что-то «купи-продай». Он привык торговаться и выгадывать, действовать на хапок, с наскоку – это, в сущности, был его инструментарий, как у меня холст и краски.

Ванька скорее всего был неплохим психологом, разбирался в людях. Он понял, что я ему на один зуб, как кедровый орех. К тому же за мной никто не стоит. Был бы муж, или сын, или просто знакомый бандит. Если бы с Ванькой пришел поговорить какой-нибудь корпулентный молчаливый браток с наганом, Ванька обоссался бы от страха. Но у меня нет такого защитника. Все кончилось тем, что я стала реже бывать на даче.

Иногда я мечтала, что Ванька возьмет и исчезнет. Смерти я ему не желала – это грех. Просто эмигрирует. Пусть даже разбогатеет и переедет в Лондон, как олигарх. Тогда я разберу забор и поставлю его прямо и гордо. Как восклицательный знак.

Я жила и грезила наяву: вот приеду на дачу, а Ваньки нет. Где он? Да какая разница, нет, и все. И будет все то же самое: зеленые елки, прозрачные березы, «будет небо опять голубое», как пел Высоцкий. А Ваньки нет. Вроде он маленький, круглый, как шарик, занимает немного места в пространстве – а радиоактивный. Опасный. Ничего не делает, не пахнет даже, а все отравляет вокруг.

Зачем такие люди? Значит, наверное, зачем-то нужны. А может, и не нужны.

У бедного Ваньки нет жены, нет детей. Нет потомства. Значит, Бог отменил эту ветку. На Ваньке все и закончится.

При Ванькиной жизни мне ничего не светит. Он хищник, а я – травоядное. Он сильнее меня. Значит, я смогу выпрямить забор только после Ванькиной жизни. Он моложе меня на десять лет и по логике вещей должен жить дольше. Но у меня есть потомство: дочь, внучка. Они переживут Ваньку и осуществят мою мечту. Справедливость будет восстановлена после меня, но ведь это лучше, чем никогда.

В нашей стране приходится ждать справедливости по семьдесят, а то и по сто лет. Но все-таки это время настает. И в результате все кривые заборы выпрямляются.

Моя проблема не имеет исторического аспекта, и все же...

Иногда я смотрю со второго этажа на соседний участок. Ванька стоит в идиотской белой панамке и кричит в мобильный телефон. Должно быть, с кем-то договаривается, готовится к очередному броску «на хапок». Голос у него высоковатый, противный, как будто в горле клокочет жир. Неужели его кто-то любит? И кто-то целует его лицо-яичницу?

Я никогда не вижу у него гостей, женщин, мужчин, в конце концов. Может, он боится, что его убьют? Может, у него мания преследования?

* * *

Хочется сделать небольшой перерыв в своей ненависти.

Я не только ненавижу, но и люблю. Я люблю свою собаку, например.

Собака – верх благородства. Она любит меня ни за что. Просто за то, что я есть в ее жизни. И еще за то, что я ее кормлю, и за то, что ей есть КОГО любить. Без любви собачья душа ссыхается.

Мы каждый день выходим на прогулку. Без этого она не может. О! Какие просторы... Какие запахи. Сколько свободы. То тут, то там можно найти восхитительные объедки или выпросить что-нибудь у прохожих.

Моя собака – кобель, его зовут Фома – абсолютно сыт. Он каждый день получает качественную еду в одно и то же время. Но одно дело – получить, и совсем другое – найти самому: разнюхать, раскопать. Или выпросить.

Фома – попрошайка, и с этим ничего не сделать. Невоспитанная собака. Но я не умею воспитывать. Меня никто не слушается. Видимо, внутри меня рыхлая воля. Дети и собаки это чувствуют.

Фома – трус. Когда к нему приближается серьезная собака, он прячется за мои ноги. Если злобный зверь летит на Фому как снаряд, я встаю на пути, преграждая путь к Фоме. В сущности, я принимаю охранные функции собаки.

Тут же во мгновение подскакивает хозяин злобной собаки, оттаскивает и остужает ее пыл, а именно бьет и оскорбляет последними словами. Конфликт улажен. Тогда Фома выходит из-за моей спины как ни в чем не бывало и облаивает обидчика, дескать: «Я бы тебе показал, да неохота связываться».

Я с укором гляжу на Фому. Спрашиваю:

– Не стыдно?

Фома смотрит на меня рыжими глазами, часто дышит, раскрыв пасть с чистыми молодыми зубами, говорит хвостом. Я не могу на него разозлиться. Да и что злиться, если все обошлось.

Фома прижимается к моим коленям в знак примирения. Он такой открытый, наивный и обаятельный... хочется добавить «человек», но он не человек. Он лучше. Собачья душа – это высшая ступень развития.

Я учусь у Фомы, беру уроки жизни. Он любит общаться с себе подобными, буквально кидается в дружбу. Не ждет от собак ничего плохого. Завидев незнакомку, медленно направляется, крутя хвостом, давая знак о добрых намерениях. Для него главное – прогулка и еда, высокая любовь к хозяйке и низменная любовь к сучке. Долг – охранять двор, облаивать проходящие машины. И – просто жить. Радость бытия. Счастье – это сама жизнь. У Фомы всегда довольная морда. Он умеет быть счастливым.