Мои Воспоминания. Часть 1 - [93]

«Ну что ты молчишь? – Спросил он меня наконец. – Прошу тебя, говори. Я понял, что нам надо, наконец, с тобой поговорить. Расскажи мне всё, что у тебя на душе. Я сам виноват, что мало с тобой говорил о хасидизме. Я был о тебе слишком высокого мнения. Я всегда тебя считал понятливым мальчиком, считал, что ты сам всё поймёшь, без лишних разговоров. Теперь я вижу, что ошибся. Никогда я с тобой не занимался хасидизмом. Если бы я с тобой говорил, так бы далеко не зашло».

Уже было после полуночи. Ставни были закрыты, горела свеча. Я заговорил… Говорил я долго, и только он открывал рот для ответа, я тут же подхватывал и говорил то, что он хотел сказать. Я страшно был возбуждён, а отец сидел, как каменный, слушал и не перебивал. Это была его особенность, и когда я кончил, был уже день. Я взглянул на часы: семь часов.

Он меня увидел по-новому. Откуда это взялось? Он отдал меня Ицхак-Ойшеру, считая, что выполнил свой долг, не зная, что во мне скопилось за всё это время. Он таки считал, что я всем заправляю, но допустил небольшую ошибку: он считал, что я всем заправляю как хасид, а я заправлял, как миснагид. Он упал на постель, как в обмороке, с громким стоном.

Сердце моё сжалось. Я вышел из его спальни и хорошо выплакался. Немного успокоившись, промыл глаза, чтобы жена не поняла, что я плакал. В спальне у меня тут же потемнело в глазах: моя прекрасная жена лежит в постели и всю ночь плачет, так что подушки промокли от слёз. При виде меня, тут же расплакалась в голос, так что отец с матерью прибежали в испуге. Отец огляделся, понял, что происходит, и тут же ушёл к себе.

Я не знал, как её успокоить. Боже мой! Своё я уже сплясал – спор с отцом, к которому я готовился полтора года и больше ничего не делал – не учился, не читал учёных книг – уже состоялся. И что теперь? Я считал, что потом он успокоится, всё переварит, что мы сможем с этим жить. Я ему обещал, что возьмусь учиться. Я твёрдо решил - прежде всего регулярно учиться. Пропитание у меня есть, заботиться о жене не надо. Отцу она дорога, как жизнь, ей будет хорошо, а я смогу сидеть и учиться, пока не выучусь на раввина. А уж место раввина мне получить будет очень легко. Внук Хаима Воложинера был у евреев в те времена в большом почёте, глава Воложинской ешивы уж как-нибудь даст мне должность, и моя молодая красивая жена будет ребецин[171].

Я это твёрдо решил, хоть чуть не умер от её слёз. Но было ясно, что и плач её в конце концов затихнет, и, собравшись с силами, я отправился в бет-ха-мидраш молиться.

Это была тяжёлая ночь, особенно глубоко запечатлевшаяся в моей памяти.

Глава 25

Спор с хасидами. – Я хочу ехать в Воложин. – Отец против. – Бунт жены против меня. – Моя жена заболела. – Мы в ссоре. – Мы помирились. – Я принимаюсь учиться. – «Собирайте, детки, монетки!» – «Дворец». – «Поколение Хацкеля».

Жена просила сделать ей одолжение - молиться в штибле. В пятницу вечером, во время молитвы, сын дяди реб Симха позвал меня. прийти к нему на спор с хасидами. Я согласился. Пришли три миньяна хасидов с реб Ореле во главе. Они готовились к спору несколько дней. Привлечь меня к хасидизму было для них особенно важно - считалось, что я всем заправляю, что я – энергичный малый, люблю трудиться на благо общества и смогу обратить к хасидизму тех молодых людей, кто женился в этом году. Они меня также боялись: знали, что если останусь миснагдом, то с хасидизмом в среде молодёжи Каменца будет покончено, что для них было вопросом жизни.

Спор я провёл, и победил их запросто. На все их вопросы тут же ответил, а на мои вопросы ответить никто не смог.

«Ребе тебе на всё ответит», - сердито заметил реб Симха. Я сказал:

«Что мне держаться за хасидизм, задавать вопросы и искать, кто мне на них ответит, если сердце моё к этому не лежит? Уж лучше держаться старого пути, не понадобится и спрашивать».

«А что тебе стоит спросить?»

«Для этого надо ехать к ребе».

«Даю тебе пятьдесят рублей на расходы, поезжай в Карлин к ребе, реб Арону. Он тебе на всё ответит».

И он обязался - как только я ему сообщу, что еду в Карлин к ребе - дать мне пятьдесят рублей. На этом спор закончился, я вышел победителем, все меня сочли очень способным и зауважали.

В субботу я молился в штибле, а всю неделю – в новом бет-ха-мидраше, где все способные молодые люди молились. После молитвы я целыми днями проводил беседы о хасидизме, и все знали о моёй победе. Заинтересовавшись спором, в новый бет-ха-мидраш приходило всё больше и больше молодых людей, я им пересказывал аргументы хасидов и мои возражения. После этого меня приглашали в старый бет-ха-мидраш. Там я снова всё пересказывал, и должен признаться, что за четыре десятка лет, прошедших после этого события, в Каменце не прибавилось ни одного хасида, и до сегодняшнего дня он остался ярко выраженным миснагидским городом.

Как я уже сказал, в оценке последствий своего спора с отцом я ошибся. Я думал, что отец постепенно привыкнет к тому, что я миснагид, и с этим смирится. Но этого не случилось. Он стал мне мстить, что вовсе не было в его характере, забрасывал меня колкостями, взял вдобавок на помощь мою жену, что было уже нечестно. Его совсем не трогало, что он может испортить всю мою жизнь с любимой женой.