Мои Воспоминания. Часть 1 - [89]

Сначала арендовали поместья дёшево, но потом стали расти цены на зерно, и арендную плату за поместья так взвинтили, что лет через десять работа на земле оказалась для еврейских арендаторов не таким уж доходным делом.

Помещицы и помещики стали также продавать леса, превращая всё в деньги. Это тоже не осталось без внимания евреев, превратившихся в крупных лесоторговцев. Они покупали разный лес – и для продажи на месте, и для постройки домов. Доставляли стройматериалы во все крупные города, где шла оживлённая торговля. Крупный стройматериал отправляли и в Данциг.

С лесом случилось то же, что и с поместьями. Сначала его продавали очень дёшево, а именно - двести-триста рублей за десятину хорошего леса. Но через несколько лет цены страшно выросли, причём цены повысили сами евреи. Купить лес приходили десятки купцов, и конкуренция сильно затрудняла торговлю. Десятина леса стоила уже не две-три сотни рублей, а целых двенадцать!…

Со временем и казна стала продавать десятинами свои леса, а также и конфискованные леса помещиков. Отношение казны к евреям было не такое, как сейчас, и торговала она с ними так же, как с неевреями.

После восстания Муравьёв издал указ, запрещающий полякам покупать землю в Литве. Он также не забыл евреев, которым его указ это тоже запрещал, что преграждало евреям путь к жизни и к заработку.

И всё же евреи в эти интересные времена во многих местах установили пивоваренные и винокуренные заводы, крупные водяные и ветряные мельницы, маслодавильни, красильни и т т.п. Растили большие стада – овец, коров, быков и т.п. Стада удобряли землю своим навозом, и вместо прежних, при помещиках, копен с акра[163], земля отдавала теперь шесть. Евреи владели большими молокозаводами, разводили лошадей, добивались породистого потомства. Они также выписывали машины для вспашки земли со всякими приспособлениями для облегчения и ускорения работы

Имения приобрели другой вид. Земля стала плодороднее, и из каждой мелочи они делали золото. Само зерно было только одним из многих продуктов, получаемых евреями из имений благодаря их энергии, способности и труду. . Они отдавали делу день и ночь, ища способов получить разными комбинациями как можно больше от природы.

Помещики, вернувшиеся через какое-то время домой, измученные и истерзанные тюрьмами и Сибирью, не узнавали своих владений. Всё выглядело иначе: везде красота, чистота и блеск, много новых строений, машин и конюшен. Они просто крестились, видя райский сад, в который «жиды» превратили их именье. Также и помещицы хвалили мужьям евреев за их энергию: все работают - муж работает день и ночь, сыновья, невестки, дочери и зятья - все в работе, и ничего у них не пропадает. Не так, как у них, у помещиков – что они знали? Во всём полагались на пьяницу-эконома. Помещица рассказала, что начав с тысячи двухсот, сегодня она уже получает с имения три тысячи пятьсот рублей в год.

Иные помещики завидовали евреям, увольняли их и брались за работу сами. Присматривались к заведённому евреями порядку и сами начинали управлять так же. Но больше двух-трёх лет это не продолжалось, именье возвращалось в прежнее состояние. Что-то было не то, дело не шло, всё расстраивалось, и чем дальше, тем больше. И они снова сдавали поместья евреям.

Время это, однако, отличалось не только коммерцией. В это же время евреи взялись и за образование. Правительство открыло перед ними все школы. Масса евреев стало докторами, юристами, инженерами. Правительство допустило их даже к государственным должностям, и во многих городах евреи становились судебными следователями, врачами, имели звания полковников, генералов и т.п.

Безусловно, что для евреев в российском галуте это было самое хорошее время. В тот период они разъехались по всем крупным русским городам и занялись большими делами. В Москве за короткое время образовалась большая еврейская община из пятидесяти тысяч евреев[164], много сделавших для развития московской индустрии.

При Николае I в Киеве еврей боялся выйти на улицу. Плывшие на берлинах по Днепру из Пинска в Николаев ночевали у себя в каютах, боясь выйти в город, чтобы переночевать в отеле. А если кто-то и решался, то боялся высунуть из окна голову. Если еврей шёл купить товар в воскресенье - обыкновенно, у русского, поскольку ни одного еврейского торговца там не было - то платить приходилось столько, сколько запрашивал продавец. И горе еврею, если он осмелится предложить меньше. Тут же получит по зубам, будет избит до крови, не смея при этом сказать ни слова в свою защиту. Ведь тут, на этом месте, он вообще стоять не смеет!… Почти то же, что можно видеть сейчас[165].

Но позже, при Александре П, в Киеве образовалась еврейская община из пятидесяти тысяч евреев[166]. Среди них были миллионеры, сахарозаводчики. Крупнейшие бакалейные магазины процветали тогда в Киеве.

После восстания, когда аренда города была отменена, мы арендовали поместья, принялись за обработку полей, кое как зарабатывая на жизнь, к чему никак не могли привыкнуть. Тут уж мудрость деда не могла помочь: помещиков не стало совсем! Дед никогда не беспокоился о деньгах, он считал, что помещики и городская аренда будут всегда.