Мои Воспоминания. Часть 1 - [108]

В субботу перед слихот, когда все миснагиды впадают в самый большой мрак, готовясь к Йом-Киппуру, когда в бет-ха-мидрашах читается в сумерках со стенаниями «Ле-менацеах»[205], тут, в хасидском штибле, царит истинное веселье. В те же субботние сумерки у хасидов допоздна поют, ещё позже, чем каждую субботу, а на исходе субботы варят крупник с мясом, приносят водку и пиво (крупник варят в хасидском штибле или у соседа), и разные песнопения слышатся весь вечер до глубокой ночи. Тогда все хасиды снова собираются, коротко и с подъёмом читают слихот, и через полчаса уже с ними кончают. Потом накрывают на стол. Если крупник готов – идут кушать, а если нет – поют и от души танцуют. И так кутят до рассвета. Ночью договариваются ехать к ребе, решают, сколько надо фур, и т.п. Бедные присоседились к богатым. Каждый бедняк придерживается какого-то богача для поездки. И интересно – бедняк выбирает богача, а не богач – бедняка. И если бедняк выбрал, скажем, Хаима, то Хаим не может ему отказать. Напротив, богач его похлопает ещё по спине, бедняк даст сдачи, и все посмеются. К большему богачу прибьются двое бедных хасидов, а к ещё большему – трое, четверо. Мой отец имел «своих» хасиделех: Аврама, Гирша и Мотеле, ездивших с ним вместе каждую Рош-ха-Шана к ребе.

К ребе на Рош-ха-Шана ездило больше трети хасидов. А остальные, кто не ездил, приходили проводить отъезжавших. Давали листочки с просьбами к ребе, в которых тот или иной обращался к Господу.

А как хасиды жили весь год я, думается, описал в соответствующих местах своих воспоминаний.

Как я уже сказал, хасидизм подошёл для всех частей и классов народа: для бедного и богатого, для неучёного и учёного, для старого и молодого. Богатым хасидом быть – завидная доля, лучше, чем самым большим богачом из миснагидов. И не только в глазах евреев – богатый и набожный христианин конечно, не знал удовольствий, которые были уделом богатого хасида. У последнего дом полон пенья, экстаза и большой радости.

Только я хасидом стать не смог. Не лежала моя душа к хасидизму. Прежде всего меня отталкивал от хасидизма вопрос насчёт ребе, страшно чуждого характеру миснагида. Ребе самого по себе ещё можно выдержать. Но суматоха вокруг, его невероятное значение и то, что должность ребе передаётся по наследству, как у царей – отталкивало совершенно. Я ни в коем случае не мог поверить, что должен быть человек, да ещё не выбранный, а наследованный, которому было бы можно высказать то, что есть на сердце, доверить все ошибки, происходящие от природы или привычки. И чтобы этот человек тебя научил, как усовершенствоваться, победить свою дурную природу, дурные привычки и т.п. И его послушаться.

От хасидизма меня в юности также оттолкнуло то, что я много видел у бедных хасидов, как плохо живут их жёны. Мужья, хасиды, были всегда веселы и бодры, ели, пили, танцевали и пели вместе с другими хасидами, а их жёны и дети сидели дома в холоде и голоде.

Бывало, что рабочий-хасид зарабатывал всего десять злотых или два рубля в неделю. Они мыли бараньи кожи зимой в реке, а их жёны и дети терпели голод и холод. Но мужчины после работы шли в штибль, веселились, кутили и пели и, как видно, мало сокрушались о том, что жена и дети сидят в холодной квартире голодные.

Мне это портило радость. Психологически можно нищего понять: что за польза от того, что и он будет сидеть дома с тоскующей женой и с детьми? Что, он их этим согреет, развеселит? Но на меня это сильно влияло, и мне больше нравились хмурые миснагиды, которые не радуются, не танцуют и не поют, зато больше находятся со своими жёнами и детьми, неся на себе тяжкое бремя содержания семьи.

Против хасидов я имел, естественно, также и теоретические аргументы, как я уже писал, но тут важно упомянуть практическую сторону, из-за которой я, как видно, в особенности не мог согласиться с системой. И вот ещё что: надо было уметь забыть о реальной жизни и полностью предаться пению и беззаботности. Я этого не умел, и из меня никакой хасид получиться не мог.

Ещё один недостаток хасидизма я должен упомянуть, который на меня тогда плохо повлиял. У хасидов не может появиться больших учёных. Способный хасидский мальчик с хорошей головкой – пропадёт. Он не учится, тратит время впустую, и это очень удручало.

Зато миснагидские дети много занимались, действительно много знали, и с ними много возились. Миснагидский мальчик трудился. И мне тоже хотелось трудиться и знать. И так я совсем отдалился от хасидизма…