Мои Турки - [9]

Женился Шапошников (кстати, на какой-то родственнице мамы Наташи, только очень дальней). И рассадили они огромный сад. В турковской черноземной почве любой прутик расти будет. И потянулся к солнцу молодой сад. Стал давать и плоды. Шапошников — не Ченыкаев: везет возами продавать фрукты в те места, где нет садов, и выручает большие деньги. Вот уже в саду поставил дом, да какой! Раза в три-четыре больше, чем у Ченыкаева. У дома затейливый балкон и веранда. Комнаты отделаны разным цветом: голубым, розовым, белым. Вот уже Шапошников построил себе магазин в центре села, а рядом с ним еще один, уже теперь кирпичный жилой дом.

А Ченыкаев в то время не только лечил больных, но действительно занимался революционной деятельностью. Нелегальную литературу ему поставлял сын из Москвы.

Доктор хотел, чтоб в селе меньше было больных, чтоб дети всех сословий, в том числе и бедноты, ходили в школу, не были темными, которых легче закабалить, заставить бесплатно гнуть спину на богача, чтоб народ понял, что пора сбросить проклятый царизм, взять власть в свои руки и задышать свободнее.

Он организовал политические кружки. На занятия кружков заходил и Петр Куделькин, приносил домой тоненькие брошюрки, читал их украдкой.

— Петя, оставь ты это. Вон сколько уже людей арестовали. А вдруг и тебя заберут?

— Забирать меня не за что. Но жить народу, как жил он веками в лаптях да при лучине, тоже нельзя. Бороться надо, чтоб люд на земле жил получше. Посуди сама: оболтус богатого сидит за партой годами и ничего не смыслит. Он же занимает место другого, пусть бедного, но умного, а, может быть, и талантливого ребенка, который с семи-восьми лет идет в подпаски. Это справедливо?

И Наташа умолкала. Она все понимала. Богатство у толстосумов — не их богатство: оно нажито за счет других людей. По совести оно и не принадлежит им, так как оно народное. Вот и отобрать бы все свое у богачей.

Но всегда неспокойно было на душе у Наташи — каждый вечер до тех пор, пока Петр не возвращался домой.

Днем не раз слышала Наташа о том, что горят по деревням помещичьи усадьбы, особенно самых жестоких помещиков. А в Турках громил народ купеческие лавки.

Однажды Петр принес вечером тюк сатина.

— Не надо, Петя, слышать об этом не хочу, посадить тебя могут, — умоляла Наташа.

И старая мать смотрела на тихого сына с удивлением и испугом.

— А вы не бойтесь, я его под колоду спрятал, никто и не найдет. Но то ли свекровь успела проболтаться соседям и сатин украли, то

ли она сама, опасаясь за сына, сбросила сатин в какой-либо колодец, но утром под колодой сатина уже не было.

Революция 1905 года не достигла успехов, арестовали очень многих. Революционеры ушли в подполье.

В конце ноября (22-го) 1905 года у Куделькиных родилась дочь. Назвали Екатериной.

Девочка была неспокойной, нервной, крикливой. Внешне походила сразу на всех: у матери взяла цвет волос и высокий лоб, у отца восточный разрез глаз и овал лица. А у прабабушки Марьи ее ярко-синий цвет глаз и нежность кожи. (Когда Катюша стала взрослеть, стали говорить о том, что она даже лицом начинала походить на прабабушку Марью, а особенно фигурой, строением шеи, груди).

В Кате вся семья души не чаяла, особенно отец. Едва придя с работы, бросался к малышке. Он только что пылинки с нее не сдувал. Без ума от дочки была и Наташа. После того, как похоронили четверых детей, она уж и не чаяла иметь ребенка. Баловали девочку очень.

Через три года после рождения Кати появился на свет Николай. Его рождение и первые годы жизни проходили для семьи незаметно. Главенствующую роль занимала шустрая любимица Катя. Между собой дети были очень дружными, почти неразлучными. Позже, будучи взрослой, Катя вспоминала, что они в детстве с Колькой повздорили только один раз из-за первого огурца, который Николай нашел на грядке, а Катя вырвала из руки и бросилась по огороду наутек, а брат догнал.

Шли годы, дети подрастали. Однажды вместе с подругой Манькой Таня повела Катю на ярмарку. День был прохладный, все три девочки надели на головы платочки. Вдруг Катя остановилась как вкопанная:

— Вы не так повязали на меня платок.

— Ну, а как тебе его повязать? — спросила Таня.

— Потуже.

Повязали потуже, отошли несколько шагов, опять не так, опять просит повязать еще потуже. Подружки посмотрели друг на друга, расхохотались. Куда же туже?

— Да завяжи ей со всей силой, — посоветовала Манька, — не задуши только.

Татьяна так и сделала. У Кати в глазах даже слезинки появились.

— Теперь так?

— Вот теперь так.

— Отчего она у вас такая? — спросила Маня.

— Взрослые говорят, что Наташа, когда была в положении, тяжело переживала беды: пожар, смерть Зои, строительство дома и боялась за Петю, как бы не арестовали из-за каких-то политических кружков и книжек. Поэтому, наверное, и Катька немного нервная.

— А какая хорошенькая! И поет-то она у вас замечательно, — заметила Маня.

— Да она все до одной песни знает. И знаешь, Манька, умная какая. Иногда большие разговаривают, а она будто их и не слушает, играет в куклы и вдруг подскажет взрослым такое, что они сами и решить не могут, — хвалила свою Катьку Таня.