Мои правила. Слушай, учись, смейся и будь лидером - [5]

Примеров тому хватало. Как-то на воскресной службе в церкви я наотрез отказался сесть рядом с сыном маминой подруги просто потому, что этот мальчик мне не нравился. И хотя мама громким шепотом протестовала, я сел рядом со своим приятелем в другом ряду. Я и подумать не мог, что совершаю что-то ужасное, поэтому страшно удивился, когда дома мама настояла, наверное, впервые в жизни, чтобы папа меня выпорол. Она заявила: «Мальчик должен понять, что в нашем доме такое поведение недопустимо». Пока я собирался сказать «Но я же не делал этого в доме», папа выволок меня из комнаты за шкирку и, достаточно громко для того, чтобы мама услышала, провозгласил: «Ну, молодой человек, пришло время преподать тебе урок, которого ты никогда не забудешь!»

И, в общем-то, он так и сделал. Следуя инструкциям, которые он быстро прошептал мне на ухо, я поверещал, как положено верещать от боли, пока папа громко хлопал в ладоши. Потом он тем же заговорщическим шепотом велел мне подойти к маме и с видом должным образом наказанного мальчика извиниться. Мне пришлось изо всех стараться делать серьезное лицо, когда в середине моей покаянной речи папа подмигнул мне из-за маминой спины.

Папа был очень мягкосердечным человеком, но я убежден, что способ, которым он уладил ситуацию, преподал мне урок, эффект от которого был гораздо более продолжительным, чем можно было добиться синяками на заднице (и самолюбии). Не уверен, что мать узнала о фальшивой порке – ну если не знала тогда, то прочтет сейчас, – но был еще один, более серьезный случай, когда Тед дал урок, который запомнился мне навсегда. Пару-тройку раз мне случалось стянуть несколько пенсов из мелочи, которую папа выгружал из карманов в верхний ящик гардероба в своей спальне. К моей большой радости, я обнаружил, что в том же ящике папа прятал свою коллекцию того, что мы тогда называли «неприличными книжками», но я отклоняюсь от темы. Прикарманивание мелочи я никогда не воспринимал как воровство. В моем понимании я типа «занимал» у папы деньги, просто мы никогда не договаривались о сроках или структуре погашения кредита.

Как оказалось, платить по счетам мне все же пришлось. Мы жили в нескольких шагах от кондитерской, и я спускал все неправедно нажитые богатства на шоколадки, главным образом на мои любимые Cadbury’s с орехами и изюмом. Как-то раз я позаимствовал в папином гардеробном банке больше обычного и немедленно отправился повышать рост акционерной стоимости компании Cadbury. «Старая леди», хозяйка магазина (думаю, ей было от силы лет сорок), сразу почувствовала неладное. Она ничего мне не сказала, но когда в следующий раз мы пришли в магазин вместе с отцом, ударила меня, фигурально выражаясь, под дых, заявив: «Не хочу, чтобы у мальчика были неприятности, мистер Брэнсон, но я не знаю, откуда юный Ричард берет деньги на сладости. Он превращается в моего лучшего клиента – так что я надеюсь, он не берет их тайком». Я помню ее слова, словно это было вчера, и думаю: «Ей что, обязательно нужно было при этом шутить?»

И тут, только я успел подумать «Мне крышка!», папа навалился грудью на прилавок и, нос к носу с хозяйкой магазинчика, громко заявил, глядя ей в глаза: «Мадам, как вы посмели обвинить моего сына в воровстве?» Я был потрясен. Еще больше меня поразило, что, когда мы гордо вышли из магазина, он ни слова не сказал об инциденте. Порой, однако, невысказанные слова обладают пугающей силой, и демонстративное молчание, которое отец хранил до конца дня, говорило о многом. А то, с какой готовностью и страстью он бросился защищать доброе имя сына-воришки, заставило меня мучиться и чувствовать угрызения совести гораздо сильнее, чем если бы он выбранил меня перед хозяйкой магазина.

Поведение отца в такой щекотливой ситуации стало для меня очень действенным уроком. Я не только больше не стащил ни пенни у родителей, но и на всю жизнь запомнил, какой силой обладает прощение и как важно давать людям второй шанс. Хотел бы я сказать, что этот инцидент научил меня толковать все сомнения в пользу обвиняемого, да вот в этом конкретном случае у отца не было ни малейших сомнений в моей виновности.

Некоторые бизнес-лидеры выстроили личные бренды (и бренды бизнесов) вокруг своей эксцентричности и откровенных чудачеств, идет ли речь о жесткости, авторитарности или откровенной дури. Майкл O’Лири, глава ирландской авиакомпании Ryanair, заявлявший, что для него идеальный клиент – это «пассажир, у которого обнаруживается пульс и кредитная карточка», в интервью Financial Times назвал оператора аэропортов компанию British Airport Authority «империей зла», а регулятора британской гражданской авиации Civil Aviation Authority – «кучкой кретинов и ничтожеств». И хотя невозможно не признать невероятный финансовый успех Ryanair (когда я последний раз смотрел показатели этого лоукостера, рыночная капитализация превышала $13 млрд), меня бы смутил тот факт, что по результатам голосования на TripAdvisor из всех авиакомпаний Европы Ryanair меньше всех нравится людям – как бы красиво ни выглядели финансовые результаты. Американский строительный магнат Дональд Трамп – другой неоднозначный персонаж, которого клиенты либо любят, либо ненавидят, больше всего известный, пожалуй, фразой «Ты уволен», которую он с видимым наслаждением говорит участникам своего реалити-шоу The Apprentice («Кандидат»). В отличие от этих весьма успешных джентльменов, я всегда верил в огромные преимущества менее воинственного подхода к жизни и бизнесу – подхода, который сейчас даже Майкл О’Лири, если верить его публичным заявлениям, хочет привить своей столь ругаемой компании. Впрочем, мы еще поглядим, сумеет ли этот «Кельтский Тигр» сменить свои полосы. Я не любитель биться об заклад, но, если бы был, не уверен, что поставил бы на это свои деньги!