Мои покойные жены - [7]

Глава 3

– Потом, – повторил Деннис.

Занавес опустился. Они определили это по отдаленному звуку аплодисментов, постепенно заполняющему коридоры старого театра, как шум дождя. Он то замирал, то усиливался вновь, благодаря чему можно было определить число вызовов актеров.

В комнате с темной мебелью и скверным освещением этот звук казался доносящимся из другого мира. Берил Уэст едва слышала его.

– Потом, – снова повторил Деннис.

– Взять, к примеру, Бьюли, – продолжала девушка, – Джека-потрошителя или другого серийного убийцу, которого так и не поймали.

– Ну?

– Серия преступлений заканчивается. Может быть, его жажда убивать удовлетворена, а может быть, он просто испугался, так как полиция напала на след. Но это по-прежнему тот же самый человек. Что происходит с ним тогда?

– Ну и что же с ним происходит? Кстати, кто написал эту пьесу?

Тень озадаченности мелькнула на лице Берил, краснеющем с каждым новым приливом энтузиазма.

– Ее написал некто, о ком я никогда не слышала, – ответила она. – Пьеса свалилась на Брюса с неба.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, сотни людей присылают Брюсу рукописи. В основном он нанимает кого-то читать их, но иногда, если ему особо нечем заняться, читает сам. Такое произошло и на сей раз. Он позвонил мне в час ночи и заявил, что эта пьеса как раз для него.

– И это действительно хорошая пьеса? В профессиональном понимании?

– Ужасная! – тут же ответила Берил. – Ее написал человек, у которого есть чувство сцены, но напрочь отсутствует опыт. Мне придется переделывать ее. А концовка – боже мой!

– В таком случае…

– Брюс написал автору. По крайней мере, я на это надеюсь – он невероятно беспечен в таких делах. – Берил задумалась. – Но, несмотря ни на что, там есть идея…

– Это опасная идея, Берил.

Девушка снова недоуменно посмотрела на него.

Они слышали, как театральный оркестр заиграл «Боже, храни короля!». Величественные звуки доносились из зала, становясь все громче, покуда зрители направлялись к выходам. Маленькая Берил Уэст выглядела так, словно все беды мира незаслуженно свалились на ее плечи.

– Опасная? – воскликнула она.

– Напоминаю тебе снова, что Бьюли все еще жив, и будет не слишком приятно, если он однажды вечером появится за кулисами.

– Иногда, Деннис Фостер, мне кажется, что у тебя грязный ум.

– Сожалею. Очевидно, так и есть.

– Ты делаешь все таким… реальным!

– Оно и есть реальное.

– Я так не думаю. По крайней мере, не хочу думать. – Берил скрестила руки на груди – темно-голубые глаза выражали сосредоточенность на проблемах постановки. – Как представить этот персонаж на сцене? Как передать льстивое очарование, переходящее во что-то другое? А героиня? Как передать ее глупость? Практически на протяжении всей пьесы она не догадывается – или, во всяком случае, отказывается верить, – что этот человек…

– Привет, Деннис! – послышался новый голос, и Брюс Рэнсом появился в открытых дверях уборной.

Как часто отмечал Деннис, вне сцены Брюс не слишком привлекал к себе внимание. Конечно, в нем ощущалась личность, но только не с первого взгляда. Он был высокий и широкоплечий, с темными, коротко стриженными волосами и выпирающими скулами под сонными глазами. Только на сцене через него словно пробегал электрический ток.

К тому же определенную роль играли костюм и грим. Если вы видели «Князя тьмы» в течение длительного периода, когда пьеса шла на сцене «Гранады», то вы, вероятно, помните, что весь третий акт Брюс появлялся на сцене в вечернем костюме с бриллиантовым крестом под белым галстуком и черной накидке, отороченной алым шелком. Этот наряд вместе с оранжево-розовым гримом, превращавшим на близком расстоянии его лицо в скуластую маску, мерцающими карими глазами, подведенными черным цветом, и сверкающими белизной зубами делал Брюса совсем иным человеком, чем в повседневной жизни.

Причину его огромной популярности среди коллег было несложно определить. Если ему и было не чуждо самодовольство, он никогда его не демонстрировал. Брюс знал свое дело. Он действительно был первоклассным актером, несмотря на дребедень, в которой ему часто приходилось играть. И хотя его едва ли можно было назвать юношей (Брюсу было сорок один год), он оставался серьезным и добросовестным, как недавний ученик.

Деннис Фостер ожидал увидеть его смертельно усталым. Но для актера окончание каждого спектакля знаменуется приливом бодрости, вызывая облегчение, так как еще одно испытание подошло к концу. Стоя в дверях, обрамленный алым шелком накидки, Брюс крикнул через плечо своему костюмеру Тоби, который следовал за ним по коридору:

– Тоби!

– Сэр?

– Достал пиво?

– Несу, сэр.

– Я мог бы съесть целый дом, – заявил Рэнсом, потирая руки. Он пропустил Тоби вперед и закрыл дверь уборной. – Надеюсь, кто-нибудь заказал столик? Отлично! Я не задержу вас даже на пять минут.

Поставив на туалетный стол бутылку и стакан, Тоби проворно снял с актера накидку. За ней последовали фрак и жилет, затем галстук, воротничок и крахмальная рубашка. Сбросив подтяжки через плечи, Рэнсом надел халат, который подал ему Тоби, и уселся за туалетный столик.

Медленно налив стакан пива, он отодвинул пятнистую собаку, достал сигарету из медного портсигара, зажег ее, затянулся, глотнул пиво и с шумом выдохнул, на миг обмякнув, как соломенная кукла. Запустив руки в банку с кольдкремом, актер начал натирать им лицо, удаляя грим.