Мои питомцы и другие звери - [2]

Блям-блям, блям-блям… — доносится из кухни, и больше ни один звук не нарушает тишину нашего дома. Полк спит. Самое время перебраться в другую комнату. Я вскакиваю и стремглав бегу к двери. Пес ошеломлен таким коварством. Он неуклюже вскакивает, со страшным грохотом валит оказавшийся на его пути стул и в два прыжка настигает беглеца. Но поздно, я уже на коврике под торшером. Мои руки обхватывают шею друга, я прижимаюсь к нему и начинаю дрожать, притворяясь, что мне холодно. Полк потрясен: «Какой ужас, маленький повелитель замерз! Его немедленно нужно согреть». Он валит меня на коврик и ложится сверху, как одеялом, накрывая своей длинной и теплой шерстью.

От грохота просыпается Флинт. В распахнутую настежь дверь видно, как он спросонья недоуменно вертит головой, таращит глаза и начинает ругаться:

— Флинт дурак! Дурак Флинт! Дурак!

— Дурачок! Безусловно, дурачок! — подтверждаю я.

— Каррамба! — откликается попугай. — Свистать всех наверх!

Он поспешно, работая клювом как третьей ногой, слезает со своей перекладины и, мелко-мелко семеня лапками по полу, бежит к нам. Флинт столько лет живет среди людей в их тесных квартирах, что давно разучился летать. Он боится, что хозяин с Полком убегут, бросят его здесь одного, и Флинт, добравшись до нас, торопливо забирается псу на спину, находит на его шее широкий ошейник и, усевшись на нем, улыбается мне. У него отличное настроение, он радуется, что теперь все вместе.

— Ха-ха-ха! — хохочет на всю квартиру обрадованная птица и машет крыльями. — Ха-ха-ха! Доброе утро! Ням-ням! Кофе! Кофе! Ням-ням!

— Дурачок! Спать пора! — урезониваю я разбушевавшегося пирата, — Никаких ням-ням! Никакого кофе! Спи!

Флинт пытается протестовать и что-то втолковывает мне насчет ням-ням, но поспешно успокаивается, видимо решив, что, раз поесть не дают, можно еще немножко поспать.

Наконец все успокоились. Теперь можно оглядеться и попробовать отгадать, куда мама могла спрятать новую книжку. Да вот же она, совсем рядом, лежит тут же на диване, и до нее нетрудно дотянуться рукой. Мама так уверена в добросовестности Полкана, что даже не стала ее прятать. Это «Рассказы о животных» Э. Сетон-Томпсона. Я беру книгу, стараюсь поудобнее устроиться в объятиях Полка и начинаю читать. Первый рассказ — о лисенке Домино. Я читаю вслух, громко, ведь у меня много слушателей: рядом Полк и Флинт, а в другой комнате Ага и добрые акары — Папа, Мама и Машенька. Они тоже хотят знать, как живут лисички.

Первый рассказ большой. До конца мне его сегодня не прочесть, ведь я еще плоховато читаю. Я устал, и у меня слипаются глаза. Но какой забавный лисенок!

— Флинт, — спрашиваю я, — как ты думаешь, что случится с этим проказником Домино? Как он будет жить, уйдя из родного дома?

Попугай просыпается, вытаскивает голову из-под крыла и молча оглядывается по сторонам. Видимо, забыл, как оказался на полу.

— Спать пора! — заявляет он наконец и зевает, широко разевая клюв.

Хорошо бы подружиться с таким умным лисенком, думаю я. Можно было бы сделать ему «нору» в большой картонной коробке. Я научил бы его стоять на задних лапках и ловить этих противных мышей. Я умею обучать любых зверюшек, и они меня слушаются. Когда я говорю Аге: «Изыди» — и кладу на стеклянную стенку ее дома ладошку с широко растопыренными пальцами, она торопливо улепетывает в норку под камень, в свой «кабинет задумчивости». А рыбы! Как они красиво вальсируют в аквариуме, когда я велю им танцевать.

Завтра у нас будет много гостей. Придут дедушка, бабушка, мои дяди и тети, и Флинт каждому вручит поздравления с Новым годом с пожеланиями успехов и счастья. Каждому свое! Он не перепутает. Целый месяц я учил его доставать из коробочки нужные записочки: дедушке, бабушке и всем, всем остальным, ведь я настоящий дрессировщик, а когда вырасту, буду со своими зверями выступать в цирке и на Новый год обязательно организую для детей хоровод зверей вокруг елки.

Может быть, попробовать сейчас? Елку папа украсил еще днем.

— Финти-библи, библи-тибли, клинти-клать, всем плясать!

И сейчас же все в комнате задвигалось, завертелось, затанцевало. Закружилось в вальсе большое чучело медведя, стоявшее в углу с подносом в лапах. Обеденный стол пошел плясать вприсядку, а стулья устроили вокруг него веселый хоровод. Даже семь мраморных слоников, которые были на буфете, и те стали играть в чехарду.

Шум разбудил моего сторожа. Полкан проснулся. Он тоже развеселился, улыбнулся мне и скомандовал:

— Держись крепче!

Я обнимаю его за шею, и мы летим под потолок и кружимся там в быстром вальсе. Вдруг — бам! Полк налетел на большие стенные часы, и они со звоном упали на пол. Из них выскочил маятник и начал прыгать по комнате, как зайчонок, а меня стремительно понесло куда-то вверх…

Я проснулся и открыл глаза. Часы на месте и маятник тоже. Стол где стоял, там и стоит! И стулья, и медведь! А папа поднял меня с пола и, улыбаясь, понес на кровать. Сквозь сон я улыбаюсь ему в ответ. Мне хорошо в его сильных руках. Никто на меня не сердится и завтра не будет ругать. И Полкану тоже не попадет. Мне хорошо, и я снова засыпаю.

С тех пор прошло много лет, но где бы я ни был, чем бы ни занимался, вокруг меня всегда было много зверья. Это и маленький зоопарк в моем доме, и огромный Ленинградский зоопарк, где в замечательном КЮЗе — кружке юных зоологов — прошли мои самые лучшие детские годы и куда я регулярно наведываюсь до сих пор. А потом виварий в Институте эволюционной физиологии и биохимии имени И. М. Сеченова, где частенько содержались такие существа, каких не встретишь ни в одном самом лучшем зоопарке; регулярное появление самых необычных животных в стенах моей лаборатории; работа в дельфинариумах и аквариумах Севастопольского института южных морей, Азово-Черноморском институте рыболовства и океанографии, в Дальних Зеленцах Мурманского морского биологического института, на Карадагской и Беломорской биостанциях; на орнитологической биостанции на Куршской косе, в различных заповедниках, участие в экспедициях, исследуя нетронутые уголки природы, или просто во время странствий с ружьем и собакой по необъятным просторам нашей родины. Даже во время жестоких сражений Отечественной войны соседство четвероногих и пернатых обитателей скрашивало мою жизнь, помогало выполнять свой воинский долг, а иногда и выжить.