Мои непутёвые путевые заметки - [5]

Почтальон, принимавший все это «счастье», чуть не сбился с ног, пока все обклеил марками-наклейками и растасовал по местам.

Мама же тоже посмеивалась, а еще думала, что хорошо иметь столько близких людей.

Прошла неделя, и уже Мама с гордостью потащила на почту свои бандерольки.

Там она застала ту же картину. Прямо-таки дежавю.

Очередь-посылки-бандерольки-письма и… та же семейная пара с забитой под завязку коробкой.

Так сказать, охватили не охватуемое в два захода.

В этот раз в адресатах присутствовала и Южная Африка.

Из кровавого

Много-много лет назад стояла Мама на продуваемом всеми ветрами углу собственного дома (еще живя на малой родине) и ждала со школьной развозки своего, тогда еще пятилетнего, Старшенького.

Старшенький, можно сказать, старшеньким тогда и не был, а был еще просто Единственным.

Развозка приехала, Старшенький вывалился из теплого нутра автобуса в снежный сугроб, чему был безмерно рад, судя по расплывшейся в довольной улыбке мордахе.

А вот потом…

Дорога в пять минут ходьбы до квартиры показалась для Мамы вечностью.

И всему виной был восторженно-ужасающий рассказ собственного детеныша.

Сначала он во всех красках вещал о том, как мальчик из его класса треснул его по башке шахматной доской.

Мама представила, как здоровенная деревянная бандурина с острыми углами и железной застежкой (прям, как в ее детстве) опускается на голову ее сына, и стала рукой искать у себя сердце.

Ускорившись так, что ребятенок тряпочкой мотылялся позади нее, держась за руку, Мама летела домой с удвоенной скоростью.

За оставшееся время – подъезд, лестница до пятого этажа и скрежет проворачиваемого ключа в замке – сынуля поведал, как у него бежала рекой кровь и ему перевязывали голову.

К сожалению, из-под зимней шапки-ушанки Мама ничего не смогла разглядеть.

Но явственно себе представляла на голове у сына под шапкой «шлем» из бинта, как это часто показывали в старых фильмах о войне.

Домой они долетели на две минуты быстрее.

Мама трясущимися, ледяными лапками начала развязывать детенышу шапку, при этом ногой пытаясь нашарить место, куда будет падать, если ноги не удержат от увиденной картины.

В голове уже выстроилась целая гневная тирада для преподавателя, выражавшая все мамино возмущение травмой ребенка.

Глаза же рыскали в поисках телефонной книжки, чтобы вызвонить знакомого травматолога, педиатра, хирурга и отвезти кровинушку на осмотр.

И вот шапка уже развязалась и начинает медленно сползать.

Под подбородком бинтовых завязок не обнаружилось.

И Мама решила, что – то ли бинта не хватило, то ли шлем настолько плотно намотали (а что, голова – не горло, если пережмешь немного – никто не задохнется), что завязок и не нужно.

Когда шапка снялась, Мама все же упала на стул.

Она схватила сынулину голову, покрутила ею в разные стороны, а потом слабым голосом все же спросила:

– Ну и где?

– Да вот же, мам, видишь? – тычет пальцем в небольшую царапину, разгребая густую челку.

– Вижу, – бормочет Мама, думая о том, что все же стоит выпить успокоительное и что-то от сердца, ага.

Из базарно-предпраздничного

– Ты гранат брать будешь?

– Пока нет.

– А чего нет?

– Думаю.

– Слушай, женщина, что тут думать? Бери гранат, я тебе говорю.

– Не-а, я еще там посмотрю.

– Что там смотреть?! Смотри, какой красный, сочный, слаще щечек ребенка.

– А у того такой же, но дешевле.

– Где дешевле?! – на Маму секунду смотрят до глубины души возмущенные большие черные глаза и тут же меняют в них выражение на хитрющее.

Белоснежная улыбка на смуглом лице практически слепит:

– А я тебе инжиру со скидкой отвешу.

– Нужен мне твой инжир, – недовольно бубнит Мама, – у меня его все равно никто не ест.

– Как не ест?! – такое «непотребство» вызывает у вопрошающего бурю эмоций, и владелец глаз и щетинистой улыбки вскакивает на ноги. – Женщина, ты чему детей учишь?!

Новая волна возмущения практически была осязаема.

– Так не ест, их проверять на отсутствие жуков-червяков замахаешься.

– Что ты такое говоришь, какие жуки-червяки? – обида на все небритое лицо. – Ни одного нет. Я тебе, как есть, говорю.

– А проверять все равно придется, – все так же бурчала Мама, – … мне. Ты мне лучше со скидкой финики отвесь.

– Не-е-е, – улыбка вновь слепит белизной, и Маме думается, что лучше попросить телефон стоматолога для белизны зубов или нарисовать дорогу на тот пляж, где так хорошо загореть можно, – смотри, какие они, желтые, большие, мягкие-е-е – лучшие на всем этом рынке – песня, а не финики. Попробуешь, сразу захочешь петь.

«Какими порами удобряли те пальмы? – теперь уже о другом думала Мама. – Финики – не грибы, после них обычно не поется, а одно место от сладости слипается».

– Баранья голова-а-а! – доносилось со стороны мясной павильона. – Готовые половинки-и-и!

«Видели мы те половинки. С не выколупанными глазами. Вот варишь ты ее в кастрюле. Открываешь, а там – глаза на тебя смотрят. Наверное, так и тянет в этот момент сказать: «Кто там?» Нет уж, мы уже рыбьи купили, – шла Мама дальше, высматривая, все ли купила. – Рыба, головы, финики, гранаты, яблоки и меда, да виноградного сока не забыть, фасольки с изюмом и там морковки набрать, и еще…»