Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина - [11]

Кстати, о тайнах КПСС. Самой страшной тайной являются истинные (а не показушные идеологические) принципы организации и деятельности аппарата. После августа 91-го рассекретили другие не слишком важные тайны и документы партии. Только об этой тайне, если не ошибаюсь, пока никто даже не заикается. Нынешний журналист Леон Оников, почти всю жизнь проработавший в ЦК КПСС в должности инструктора и старшего инструктора, часто заявляет о необходимости изучения и анализа партбюрократии (см., например, «Российская газета» от 25.01.94 г.). Так в чем же дело? Взял бы и написал об этом. Сам знает, наверное, такое, чего и в самых сверхсекретных партархивах не найти – благо партаппарат, как и всякая криминальная структура, жил не столько по писанным инструкциям, сколько по неписанным законам.

После «бархатных революций» в Восточной Европе множество бывших партфункционеров, дипломатов, разведчиков бросились писать мемуары, словно соревнуясь, кто больше тайн прежней власти раскроет. В результате сейчас там каждый желающий может ознакомиться почти со всеми сверхсекретами бывшего режима в любой библиотеке. У нас – ничего подобного. Отстраненные от власти партаппаратчики что-то пока не испытывают особого желания выдавать мало-мальски значимые тайны КПСС. Вот непреодолимое желание кинуться вниз головой с собственного балкона на шершавый асфальт некоторые из них испытывают. А поведать всем о принципах организации и деятельности партаппарата – нет. Почему? Да потому, что разглашение самых святых тайн власти для них намного страшнее самоубийства.

Все это может означать только одно: в отличие от Прибалтики и Восточной Европы, советская власть в России не рухнула и в сущности базируется на тех же принципах, что и до августа 91-го. Завесу над тайной, окутывающей истинные принципы организации и деятельности власти, в художественной форме приподнял Виктор Суворов в своем гениальном «Аквариуме». Поэтому бывшего офицера ГРУ Владимира Резуна убьют обязательно. Если найдут.

В ходе перестройки и демократизации механизмы, ограничивающие власть чиновников, постепенно уничтожались, возможности их произвола расширялись.

В обществе, способном к борьбе за свои права, сильная централизация власти служит произволу, в не способном – его ограничению. При децентрализации власти в первом случае произвол уменьшается, во втором – увеличивается. Примером первого случая может служить Прибалтика, второго – Россия. Одни и те же действия, совершенные в прямо противоположных условиях, обычно дают прямо противоположные результаты.

Когда сразу после августовского путча я говорил, что если сейчас сломать структуры КПСС, то произвол резко возрастет, меня полушутя-полусерьезно обзывали «красной сволочью». Теперь даже вовсю лижущие задницу власти бывшие диссиденты вынуждены признать, что прежние механизмы ограничения произвола сломали, а ничего нового взамен создать до сих пор не смогли. Я всегда очень внимательно следил за правоприменительной деятельностью правоохранительных органов и ясно видел, как по мере хода реформ произвол в них расширяется и ужесточается. В конце 80-х произвол на какое-то время сократился, но это была всего лишь очередная партийная кампания, такая же, как и антиалкогольная, и закончившаяся с тем же успехом.

Иного и быть не могло. Произвол чиновника может ограничиваться или обществом или вышестоящим чиновником. Если раньше советский чиновник боялся только чиновника выше рангом, то сейчас он вообще ничего не боится. По сравнению с застойными временами правовой беспредел в правоохранительных органах чудовищный. И не удивительно. Кого им сейчас бояться? Круговая порука МВД-прокуратура-суд существовала всегда. Но если раньше она замыкалась на соответствующий партийный орган, то сейчас действует напрямую.

Идеальные условия для чиновного произвола в советском обществе – когда над начальником отсутствует вышестоящий начальник. Такие условия создаются только при реализации идеи самоуправления. Той самой идеи, в которой некоторые видят единственный возможный путь к спасению России. Не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы заметить, что в наших нынешних реалиях ничего нереальнее этой идеи нельзя придумать в принципе.

Партаппаратчики были заинтересованы в произволе для поддержания уровня страха, необходимого, чтобы держать общество в своей полной власти. Но лишние произвол, страх, а следовательно и излишняя ненависть, были им совсем ни к чему – чрезмерное напряжение в отношениях «власть – общество» могло дестабилизировать всю политическую систему аппаратной власти. В ходе демократизации партийные органы, имевшие ограничительно-стабилизирующие функции, были уничтожены. То есть в генерирующей произвол системе сорвали ограничители, оставив сущность системы нетронутой. В результате чего вся система советской власти медленно, но уверенно начинает идти вразнос, дестабилизируется. Самое интересное то, что этот процесс нельзя ни повернуть назад, ни остановить. В обществе, как и в природе, далеко не все процессы имеют обратимый характер.

Аппаратчики былых времен начинали свое восхождение к вершинам власти с самых низов, процесс длился долгие годы. За это время они твердо усваивали правила игры, набирались опыта управления государством. Они намеревались править вечно и совершенно справедливо могли говорить: «Государство – это мы». Набивать карманы особо не спешили – впереди у них вечность, а главное – власть. Пришедшая им на смену публика, состоящая из проходимцев, никакого практического опыта управления государством никогда не имела. Нынешние аппаратчики, в отличие от прежних, – это временщики, больше всего озабоченные тем, как бы побыстрее и побольше хапнуть. Им нужно все и сейчас – завтра может быть поздно.