Мои часы идут иначе - [32]

В «Ренессанс-театре» я играю в пьесе «Мертвый город» д'Аннунцио и получаю выигрышную роль: Тереза Ракен.

Я знакомлюсь с Вальтером Франком, Линой Лоссен и прежде всего с Эрнстом Дойчем.

Дойч — после второй мировой войны у нас единственный и неповторимый «Натан Мудрый» — уже в это время выдающаяся личность, настоящий кавалер, одухотворенный эстет с огромными вдумчивыми глазами и тонкими артистическими руками.

Он охотно ухаживает за женщинами и с удовольствием посылает им цветы, но только в горшочках. «Чтобы дольше жили», — обычно улыбается он. Когда он входит в комнату, атмосфера сразу делается легкой и непринужденной. Рядом с ним нет места ничему дисгармоничному. Тем не менее при всем его ровном товарищеском поведении он всегда сохраняет дистанцию, предпочитая обращение на «вы». Я не знаю ни одного коллеги, которому бы он сказал «ты» — аристократ среди актеров.

Я счастлива возможности находиться с ним на сцене «Ренессанс-театра», тем более это мой первый немецкий ангажемент.

Сумбурные, вихревые, плодотворные, угнетающие, оптимистичные, неутомимые, лихорадочные двадцатые годы непрерывно готовят сюрпризы и для меня: за работой в «Ренессанс-театре» с интеллектуалом Эрнстом Дойчем следует фильм «Мулен Руж» в Париже. Там я играю во французском фильме режиссера Э. А. Дюпона* главную роль — звезду варьете. Просто быть актрисой здесь недостаточно, тем более что у режиссера имеется опыт постановок варьете. Во время отдыха от кино он в течение года руководил варьете в Мангейме.

Итак, словно будущая артистка кабаре, я учусь степу и акробатическому танцу, потому что в роскошно обставленном финале шесть атлетически сложенных негров должны крутануть меня в воздухе, затем подбросить, поймать и унести со сцены. Тем не менее этот финал всего лишь детский лепет по сравнению с другими сценами: в них я с огромным питоном. По сценарию он должен сладострастно обвиваться вокруг моего почти обнаженного тела. Питон делает это потрясающе.

На бесконечные постановочные и цветоустановочные репетиции приглашена дублерша, жена дрессировщика. Она умеет обращаться со змеями, особенно с этим питоном, и рассказывает мне много интересного о характере этих таинственных рептилий, которых все недолюбливают. Так, я узнаю, что змеи инстинктивно чувствуют пол человека, с которым они входят в соприкосновение. Поэтому питоны-самцы в варьете «спариваются» с артистками, самки — с артистами. Питон, мой «партнер», особенно чувствителен к этому, добавляет дрессировщица…

Съемки «Мулен Руж» затягивались, потому что мы могли использовать сцену и зрительный зал только после представления. Нашему питону это безразлично; его не интересуют съемочные планы, и он совершенно бесцеремонно начинает сбрасывать кожу. Таким образом, питона, который уже как следует «овладел» своим эпизодом, необходимо менять. Второй питон, несмотря на интенсивные поиски, — дама… Дрессировщица смотрит на меня, я — на дрессировщицу. Обе мы думаем об одном — об «эротической» реакции питона.

Поначалу дрессировщица, как всегда, декоративно укладывает нового питона вокруг плеч. Змея сопротивляется. Чтобы лучше установить контакт, отважная женщина еще оборачивает животное и вокруг тела.

Одну, две секунды все идет хорошо, питон, видимо, пока не разобрался, что к чему, но вдруг рептилия молниеносно сжимается — тихий хруст, и дрессировщица падает. С переломом бедра и вывихнутой ключицей ее уносят.

Эпизод «летит в корзину». Даже после этого несчастья.

Теперь на очереди я.

Я кладу змею на плечи и сразу ощущаю ее сопротивление. В голове у меня одна мысль: «Если ты сейчас задрожишь, если рептилия заметит, что ты боишься, тебе конец…» Я заклинаю режиссера, чтобы он убрал из сценария сладострастно выписанные «непристойные извивы» змеи. Дюпон бормочет: «Именно это и нужно» и саркастически подчеркивает: «Именно это…» Змея делает угрожающее движение…

Камера стрекочет, я улыбаюсь, качаю бедрами.

Прежде чем я успеваю обернуть змею петлей вокруг себя, дрессировщики подскакивают ко мне и — высвобождают. Оставались доли секунды…

Режиссер в восторге.

Я продолжаю улыбаться приклеенной улыбкой, ищу опору, бессознательно хватаюсь за воздух и — падаю.

Контрастом по сравнению с «Мулен Руж» в Париже — моя семья, дальнейшая жизнь в Берлине.

Инфляция преодолена. В экономическом отношении все как-то успокоилось. Мне тоже необходим покой, внутренний покой и личная поддержка. Нужна моя семья. У меня нет недостатка в друзьях, добрых приятелях, а уж в поклонниках… Их много, и у них более или менее серьезные намерения, в большинстве случаев менее…

Сексапильная женщина, известная актриса, снимается и за границей, не чуждается флирта и ко всему прочему все еще незамужняя — это как раз то, что многие господа из хорошего общества рассматривают как мишень для охоты. Я совсем не такая и в целях самозащиты держусь неприступно. Мои чувства и сердце постоянно проводят границу между игрой и серьезным.

Я давно уже поняла, что интимный физический контакт между мужчиной и женщиной является благоуханной кульминацией романа, когда по-человечески уже все настроено, но я боюсь влюбиться, «приземлиться» в новом браке и в результате снова стать несвободной. Воспоминания о первом браке всплывают как кошмарный сон…