Могильщик - [2]

Шрифт
Интервал

Но смотри — опять приходит эта женщина — ты помнишь? —
К той могиле, над которой распускается шиповник…
Вновь над камнем замирает и все так же безутешна…
Ворох дивных роз приносит, роз, завянуть не успевших,
Ими крест могильный белый украшает, молодая,
И — сама с цветами блекнет, увядает, увядает…
И тоска в глазах бессонных — так порой душа живая
По ночам, о прошлом вспомнив, плачет, губ не разжимая…
Что ж теперь? Ты снова скажешь, мол, поплакали, попели
И — забыли с окончаньем похоронной канители?..
Где же юноша, тот самый — хоронил позавчера он
Здесь любимую?.. Всё там же — у могилы, под чинарой,
И лицо — желтее воска, и — свечою — тает, тает…
Шепчет ей — о чем? — о только им двоим известной тайне…
А в глазах бессонных — горе… Так порой, о прошлом вспомнив,
По ночам душа живая, губ не разжимая, стонет…
Ну, могильщик, вновь ты скажешь, кто б ни умер, лишь отпели —
Вмиг забыт он с окончаньем похоронной канители?..
Посмотри — вдова сегодня, подняв голову, случайно
Профиль юноши печальный под чинарой замечает,
С грустью думает: «Он тоже в своем горе безутешен,
И его, наверно, точат, убивают мысли те же…
Сколько в сердце человека скорби, муки и печали,
Как ты терпишь только, сердце, сколько боли ты вмещаешь!..»
Глаз прекрасных взгляд лазурный сострадания исполнен —
И в ответ ей тоже смотрит он — взволнованно, безмолвно…
Что ж, они поймут друг друга… Нет, поверь, старик, — напрасно
Усмехнулся ты, как прежде, на своем стоишь ты — разве
Никому ты не был верен и не знал любви огня ты?
Эти взгляды — лишь участье. Разве ты не слышал клятвы
Той, с которой провожали только что они любимых?..
Есть сердца — умеют помнить, есть душевные глубины…
Ты не знал печали гордой. Ты не брал высокой ноты!
А иначе, как безумный, не смеялся б надо мной ты.
Ну и что с того, что парень сплел из свежих роз венок ей?
Что с того, что шепчет ей он: «Наши души одиноки.
Были прежде мы любимы, но сидим у плит одни мы,
Не пробьются к ним в могилы вздохи и воспоминанья.
Мы же молоды с тобою, хватит песен поминальных,
Стань женой моею, жить мы будем счастливо и прочно,
Все печальное, больное — все останется лишь в прошлом…»
Перестань, старик, смеяться — видишь слезы вдовьи эти? —
Если юноша забылся — слушай, — женщина ответит.
Ты, конечно, полагаешь, что она уступит парню?
Нет — четырежды не прав ты! Разве не ее губами
Клятва здесь произносилась так недавно? На такое
Кто ж способен? Кто смеется, кто так шутит над покойным?..
Слушай! — женщина до смерти и любить и помнить может.
Что же женщина?.. О, Боже!..
Робко голову склоняет. «Я согласна, — тихо шепчет, —
Горе нас соединило, больно думать о прошедшем.
Только будущим живу я… Счастье было, да — погасло…
Все печальное, больное — всё забудем. Я согласна…»
Что ж, могильщик, говори мне все, что хочешь, — не отвечу…
Память… Под могильным камнем остаешься ты навечно…
А у них сегодня — праздник. Спят под крышей под одною.
Дни идут… К своим могилам не приходят эти двое…
И никто уже не сменит роз увядших покрывала, —
Спите, кости всех забытых, — вам и вправду надо мало…
Спите крепко, спите вечно… А цветы — зачем они вам?
Это пышное убранство — для чего оно могилам?..
Не до вас живым, их думы сон ваш не обеспокоят.
В кои веки довелось вам отдохнуть от жизни, в кои…
Да и что вам слезы смертных — не о вас ведь эти слезы…
«Все живут — все умирают» — гаснут все земные звезды, —
Горе тем, еще живущим, кто о смерти забывает:
Серебром расшитый, красный гроб могильщик забивает —
С плачем горестным хоронят тех двоих, о вас забывших…
Забивает гроб могильщик — как вчера и как обычно…
Странной, дикой, горькой мысли улыбаясь, забивает…
Знает, знает он, могильщик, как должно быть, как бывает…
Отдыхайте, отдыхайте от забот и от событий,
Спите крепко, спите вечно, кости всех существ забытых…
Когда вдруг — необъяснимо — мной тоска овладевает,
Вспоминаю вашу участь и могильщика слова я…

1912

«Поэзия — прежде всего…»

…В 1912 году в провинциальном Кутаиси молодой 22-летний поэт старательно выписывал на своей самодельной афише, выполненной в модернистском стиле: «Студент Парижского университета Галактион Табидзе прочтет лекцию…» — трогательный документ нереализованной юношеской мечты. В том же году он знакомится с гимназисткой Ольгой Окуджава и навсегда запоминает сказанное свидетелем знакомства, своим двоюродным братом Тицианом: «У нее гениальные глаза!» Но Париж — далек и недоступен, а при чтении безутешных писем возлюбленного «гениальные глаза» вскоре увлажняются, поскольку по окончании гимназии их обладательницу родители отсылают учительствовать в другой город.

Попытка же оставшегося в Кутаиси Галактиона издать свой первый сборник стихов, заручившись поддержкой будущих читателей, оказалась не более успешной, чем его матримониальные планы, — откликнулись всего пятнадцать человек…

Естественно, что на фоне личных неудач из всего многообразия поэтических «тем и вариаций» начала столетия Галактион Табидзе выбирает наиболее созвучный своим тогдашним настроениям драматический сюжет. Сентиментальная присказка о зыбкости любовных клятв перед извечными законами жизни и стала рефреном «Могильщика» — по сей день одного из самых читаемых в Грузии стихотворений. Грузинская литературная публика, увлеченная «эстетикой смерти» Шарля Бодлера и русскими символистами, а до них — надсоновским заупокойным надрывом и подобными ему отзвуками английских и немецких «кладбищенских поэтов», конечно же восприняла с восторгом весь этот аллегорический реквизит классического образца декаданса.


Еще от автора Галактион Табидзе
Стихотворения

Народный поэт Грузии Галактион Васильевич Табидзе (1892–1959) сыграл выдающуюся роль в становлении и развитии грузинской советской поэзии. Творческий путь его начался еще до Великой Октябрьской социалистической революции. Уже первые сборники Г. Табидзе обогатили грузинскую поэзию новыми темами и поэтическими формами. Победу Октября и установление Советской власти в Грузии поэт встретил восторженно. В годы Великой Отечественной войны Г. Табидзе посвящал свои стихи подвигу советских людей в борьбе с фашизмом.


Рекомендуем почитать
Сборник стихов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лев Гумилев

Итоги исследовательской работы Белякова как историка культуры — главы из его жизнеописания Льва Гумилева, посвященные Гумилеву-юноше в Ленинграде, его взаимоотношениям с матерью и с ее литературным окружением, с однокурсниками (сложным отношениям), а также — работе Гумилева в экспедициях. Главы эти интересны еще и достаточно объемно прописанным образом тридцатых — автор воссоздает картину повседневного быта, описывает идеологический и социо-психологический климат эпохи, стиль отношений в среде творческой интеллигенции; среди персонажей — Ахматова, Пунин, Мандельштам, Эмма Герштейн и многие другие; образы этих людей, ставших уже персонажами историческими, и, соответственно, уже имеющими свою литературную и историческую мифологию, у Белякова как правило не соответствуют клише, утвердившимся в массовом сознании, и в первую очередь это касается фигуры самого Льва Гумилева, личности сложной и достаточно противоречивой.Полностью книга выходит в 2012 году в издательстве «АСТ».


Бессмертие: странная тема русской культуры

О бессмертии как проблеме научной, которым занимаются представители так называемого иммортализма, и проблеме философской, мировоззренческой. Дается краткий обзор истории русского иммортализма от Радищева, написавшего тракта «О человеке, его смертности и бессмертии», до Федорова и его пропагандистки Светлане Семеновой, а также описывается нынешнее состоянии иммортализма, по-прежнему пытающегося разрешить главный вопрос бытия: нужно ли человеку бессмертие, и не лишает ли человека перспектива его бессмертия того, что мы называем смыслом жизни.


По соседству

Рассказ про то, что все мы — соседи; соседи по дому, по улице, по месту в автобусе, на кладбище, в кинотеатре, соседи во времени, в поколении и т. д. — то есть все мы, даже очень близкие, как бы предназначенные друг для друга люди — соседи. Тем не менее соединение наше друг с другом где-то все равно происходит, пусть и в том варианте, что предлагает нам Матвеева.