Могила галеонов - [13]

Сесил вежливо кивнул Грэшему, а затем быстро наклонился к нему, когда внимание соседа переключилось на появление новых блюд.

— Нам с вами надо поговорить наедине после трапезы у вас в комнате, — сказал он. — Я прибыл от Уолсингема. — Он тут же отвернулся и стал участвовать в разговоре ученого начальства.

— Я вам скажу, сэр, об этом говорит весь город, — заметил Алан Сайдсмит, старший член совета и также один из друзей Грэшема. Он недавно вернулся из Лондона. Флегматичный вид этого человека маскировал его развитой ум. Впрочем, Сесил всем своим видом показывал, что вовсе не желает слушать своего собеседника. — Все только и говорят об этих пророчествах, — продолжал Алан. — Я понял так: королева должна издать указ, осуждающий ересь, встревожившую власти.

— Это ничего не значит, — перебил его Сесил, недовольный тем, что помешали его разговору с ректором. — Просто бредни суеверных людей.

Явное нежелание Сесила говорить на животрепещущую тему только подлило масла в огонь.

— А о каких пророчествах идет речь? — спросил один из членов совета.

— Ими занимался человек, живший сто лет назад, — пояснил Сайдсмит. — Его обычно называют Региомонтан-Царегорец, хотя настоящее его имя, кажется, Мюллер, Иоанн Мюллер из Кенигсберга.

— Мюллер? Математик, составлявший для Колумба расчеты и навигационные таблицы? — подал голос Адам Бальдерстон, пьяница и один из худших врагов Грэшема в колледже.

Грэшем снова наблюдал своеобразную силу чар колледжа, объединявшего не просто очень разных людей, но соперников и врагов. Теперь члены совета колледжа сгрудились за столом вокруг Сайдсмита, объединенные общим интересом. Многие студенты, и бедные и богатые, встали из-за своих столов и подобрались поближе к компании старших, занятых беседой. Наступило временное перемирие для тех, кто еще вчера готов был убить друг друга.

У Грэшема потеплело на сердце. При всех раздорах, вражде, тщете, присущих колледжу, он переживал и те моменты гармонии, благодаря которым Грэшем только здесь чувствовал себя как дома и не жалел денег (не обращая внимания на ропот завистников), стремясь возродить дорогое его сердцу заведение. «Мы сами себе не хозяева, — подумал он. — В лучшем случае — просто квартиранты. Но иногда мы можем сотворить то, что останется в будущем и переживет наше суматошное, суетливое бытие». Генри, привыкший жить в чисто мужской компании, был еще слишком молод, чтобы понять — ради этого же люди заводят детей.

— Да, но пророчества можно найти и у других, — заметил Сайдсмит.

— В их основе лежат в такой же мере математические принципы, как и библейские, — вставил Бальдерстон. Сейчас его можно было бы назвать вдохновенным, и недаром он умел привлекать студентов, когда только начинал преподавать в колледже. Кто бы мог подумать, что некое темное пророчество его так взволнует! Не раз и не два Грэшем убеждался: ни об одном человеке нельзя знать всего.

— Мюллер, Меланхтон, Штофлер, Постель, — продолжал Бальдерстон, — учили: вся человеческая история состоит из серии циклов.

— А есть в этих циклах что-нибудь библейское? — спросил декан.

— Только частично, — ответил Бальдерстон. — Их аутентичность поверяется писанием, выдержками из книг Откровения, Даниила и Исайи, но их структура нумерологическая, основанная на перестановке чисел десять и семь.

По кружку собеседников прошелестел испуганный шепот.

Нумерологию здесь признавали важной отраслью знания, но в то же время считали чем-то сродни колдовству.

— Но какое все это имеет значение? — спросил ректор, которого интересовал разговор, но беспокоило недовольство Сесила.

Сайдсмит и Бальдерстон переглянулись и пожали плечами.

— Пророчество Региомонтана основано на вере, будто предпоследний цикл человеческой истории закончился а 1518 году, когда Лютер бросил вызов папе, — пояснил Сайдсмит.

Снова раздался ропот. Кембридж был насквозь пуританским, а пуританизм стал возможен как раз благодаря выступлению Лютера. Однако Грэшем знал: здесь были и такие, кто тайно посещал мессы, также тайно отправляемые священниками, которых могли бы стереть в порошок, если бы это открылось.

— Значит, весь мир погибнет в нынешнем году?

— Нет, в следующем, — ответил Сайдсмит. — По одной из версий последний цикл состоит из семи десятилетий (десять, умноженное на семь).

— Срок Вавилонского пленения? — спросил кто-то из студентов.

— Да. Говорят, в 1588 году будет сломана Седьмая Печать.

Наступило молчание. Стало слышно, как на кухне кто-то позвал слугу.

— Говорят еще, в этом году будет ниспровергнут Антихрист и начнется Страшный суд.

На мгновение в зале, казалось, потемнело. Может быть, туча закрыла солнце?

— А как звучит пророчество? — спросил еще один молодой голос.

Сайдсмит начал читать по-латыни, и звучные слова разносились по всему залу.

Члены совета мысленно мгновенно переводили с латыни на английский, но на лицах многих студентов Грэшем заметил замешательство. Он вмешался, прежде чем они успели обнаружить свое невежество, прочитав стихи в английском переводе:

Тысяча лет пройдет с рождения Девы,

И еще пятьсот лет проживет земля.

Наступит таинственный восемьдесят восьмой год