Моей Лауре - [2]

Я встречал ее пару раз после этого – она пыталась клянчить у Вовки деньги, преследовала его и, в конце концов, уехала куда-то к себе в деревню, не знаю уж – насовсем или нет. И теперь я вспоминаю ее иногда, даже с нежностью и грустной досадой, ту девочку с картонной грудью, обыкновенную потаскушку, ту, которая первая мне не дала.

Романтика – это когда поебаться вдвоем.

Мы и потом по обыкновению выпивали. Я, как заезжая звезда из неофициальной столицы, пользовался тогда большой популярностью у своих старых друзей, что, впрочем, не мешало им пить за мой счет. Была середина недели, и народ потихоньку начал расходиться, мне предстоял еще один вечер в полном одиночестве со своими думками об утраченной любви, неясном будущем и о том, что все бабы – суки. Проводив последнего собутыльника, я вышел за сигаретами, сел рядом на лавочке и закурил. Мне было некуда спешить, а сумерки успокаивали, дарили мнимое душевное равновесие, и ебаться почти не хотелось. Наверное, я тогда еще не сильно пил и сидел без пива, жизнь казалась если и говном, то не полным, а цвета детской радостной неожиданности. Покуривая, разглядывал прохожих, спешащих по домам. Она подошла сбоку и уселась рядом, попросила закурить. Толстые ноги и слоновью жопу я в сумерках сразу и не разглядел, меня окутывало такое спокойствие и умиротворенность, что хотелось просто так сидеть, пускать колечки дыма, изредка невпопад отвечать на вопросы и смотреть поверх многоэтажки напротив на последние отблески солнца на оконных стеклах. Я не помню, о чем она говорила, но на предложение пойти ко мне на пару стопок, за что я куплю ей жвачку, восприняла как само собой разумеющееся. И мы даже выпили, прежде чем включить какую-то киношку и забраться в постель. Нет, это была не порнуха, а какой-то третьесортный боевик, который был вставлен в видеомагнитофон неизвестно кем и когда. Я и до этого не рассмотрел ее толком, а сейчас, в полутьме, освещаемой светом от экрана, глядел на ее лицо и думал, что все могло бы быть гораздо хуже. Почти трезвый и потому стеснительный, я провел ладонью по ее волосам, потом по лбу, лицу. Ощущение легкого покалывания, как будто ты гладишь массажную щетку. Лоб девочки был истыкан маленькими иголочками, которые неприятно впивались мне в кожу, и именно этот тактильный дискомфорт убил во мне все – сначала желание поцеловать, а потом воткнуть. Я обнял ее за плечи, но тактично пресек попытки стянуть с меня футболку. Так мы и пролежали в неловкой нерешительности до окончания киношки. Я в смятении, замешанном на легком отвращении и жалости, а она – в ожидании того, что уже заведомо не произойдет. Мы допили водку, и, посадив ее на первый троллейбус и поспав несколько часов, я опять звонил кому-то, опять договаривался с кем-то о совместной выпивке и далее по циклу.

Будет и на нашей улице безалкогольный праздник!

Сейчас я думаю о том, что не такая и веселая была моя жизнь без любви несколько лет назад. Я бравировал, провозглашал себя то одиноким волком, то старым солдатом, которому неведомы слова любви. Но где-то в подсознании я ждал и верил, что она еще придет, и она приходила. Долго, мучительно больно и нелепо. Эта книга будет о моей нелепой любви.

Назад к невинности

Есть я и ты, а все, что кроме, легко уладить с помощью аборта.

С Дашей мы пока только целовались. Прекрасно помню, как это было в первый раз – мы рылись в архиве областного дома пионеров в поисках материалов для наших дипломов, архив находился в пыльном и темном подвале. Она сказала, что никогда не целовалась в подвале, я, несмотря на весь идиотизм ситуации, привлек ее к себе, поводил своими губами по ее губам, дотянулся кончиком языка до ее неба, поцелуй продолжался не более полуминуты.

– Ты хорошо целуешься.

– Ты тоже.

И мы снова стали разгребать папки со старыми бумагами.

Она приходила ко мне в гости и требовала соленых грибов. В моей комнате мы снова целовались и тискали друг друга, без особой страсти, но вполне технично. Я приходил к ней в гости с бутылкой водки, и мы целовались в ванной или на балконе, пока мой приятель развлекал ее подружку на кухне. На вопрос "Ты меня не хочешь?" я отвечал примерно так: "Сейчас не время и не место". Когда пару раз я оставался у нее ночевать перед экзаменами (эти девочки – такие аккуратистки, у них всегда есть конспекты и лекции, по которым можно надышаться перед смертью), мы укладывались на раскладное кресло. Кровать занимала ее подруга-соседка и Ирочка, еще одна любимая однокурсница, а я был худ как жердь, да и Даша тоже не пышка. Я обнимал ее и, стараясь не тереться об упругие выпуклости интимными местами, проваливался в тревожный предрассветный сон.

Даша перевелась на наш курс со старшего во время зимней сессии после академки. Пашка, чьей официальной девушкой она была некоторое время назад, рассказывал страшные истории о том, что Даша переламывалась в дурке после злоупотреблений героином, или действительно у нее были какие-то проблемы с головой. Меня это интересовало мало, как впрочем, и сплетни о том, что там же она набирала в шприц свою собственную кровь и брызгала ею в других больных. Куда более сумасшедшие люди окружали меня в то время, и сам я, видимо, тоже был несколько не в себе.