Мое столетие - [19]
1923
Сегодня эти бумажки выглядят очень даже красиво. И мои внуки охотно с ними играют. Покупают дома, продают дома, тем более, что из времен перед падением Стены я сберегла несколько бумажек с колосом и циркулем, правда, дети ценят их меньше из-за того, что на них мало нулей, поэтому в игре они выполняют у них роль разменной монеты.
Деньги времен инфляции я обнаружила уже после смерти моей матери, в ее хозяйственной книге, которую задумчиво листала, так как все, что касается тогдашних цен и кулинарных рецептов, пробуждает во мне грустные, но приятные воспоминания. Да, видит Бог, маме приходилось нелегко. Мы, четыре дочки, хоть и против своей воли, причиняли ей множество огорчений. Я была старшая. И конечно же, тот кухонный фартук, который, как я могу прочесть в книге, к концу двадцать второго года стоил три с половиной тысячи марок, был предназначен для меня, потому что я каждый вечер помогала маме накрывать на стол для нахлебников, которым она стряпала с такой изобретательностью. Платье в баварском стиле за восемь тысяч сносила моя сестра Хильда, хотя она решительно отказывается вспомнить его красно-зеленый узор. Но Хильда, которая уже в конце пятидесятых перебралась на Запад и еще ребенком была ой с каким характером, все равно в душе своей отреклась от всего, что было когда-то.
Ну да, так про что я хотела сказать, верно, про эти к небу вопиющие цены. Мы при них выросли. И в Хемнице, хотя я уверена, что и еще где-нибудь, мы распевали считалку, которая и по сей день очень по душе моим внукам:
А еще три раза в неделю у нас были бобы либо чечевица. Поскольку бобовые, которые очень несложно хранить, приобретали все большую ценность, если, конечно, мама их вовремя закупала.
То же можно было сказать и об американской тушенке, банки которой сотнями громоздились у нас в кухонном шкафу.
Итак, мама стряпала для трех наших постояльцев, которых из-за скачкообразного роста цен заставляла платить ежедневно. Она начиняла тушенкой голубцы из травы и сочники из дрожжей. По счастью, один из нахлебников, которого мы, дети, называли дядя Эдди и который до войны служил стюардом на гордых океанских лайнерах, имел в запасе мешочек серебряных долларов. И поскольку после безвременной смерти нашего отца дядя Эдди стал очень близок маме, я обнаруживаю и в расходной книге подтверждение того, что поначалу американский доллар шел за семь с половиной тысяч, позднее и вовсе за двадцать миллиардов. А в самом конце, когда в мешочке у дяди Эдди сиротливо позвякивало лишь несколько серебряных монеток, стоимость одного доллара — хотите верьте, хотите нет — исчислялась в биллионах. Во всяком случае, это благодаря дяде Эдди у нас бывало и свежее молоко, и рыбий жир и сердечные капли для мамы. А изредка — если мы хорошо себя вели — даже шоколадные медальки для нас, детей.
Но мелким служащим и чиновникам, не говоря уже о тех, кто вообще зависел от благотворительности, приходилось из рук вон плохо. Будучи вдовой, мама навряд ли смогла бы прокормить нас с одной лишь вдовьей пенсии. И повсюду нищие и калеки, которые просят милостыню. Хотя, к примеру, господин Хейнце, который жил в нижнем этаже и на которого сразу после войны свалилось изрядное наследство, явно прислушавшись к чьим-то разумным советам, вложил все свои деньги в сорок гектаров посевной и пастбищной земли, а крестьян, что обрабатывали его поля на правах аренды, он заставлял вносить арендную плату натурой. Говорят, у него в кладовой висели целые окорока. А потом, когда на денежных знаках остались сплошные нули, и повсюду вводили местные деньгозаменители, например у нас, в Саксонии, ввели угольные деньги, он променял все свои окорока на ткани, на целые рулоны шерсти, габардина и тому подобное, так что потом, когда ввели рентную марку, он в два счета основал собственное дело. О да, уж он-то исхитрился!
Впрочем, «выигравшим войну», как его обзывали люди, господин Хейнце все-таки не был. По-настоящему выигравшие носили другие имена. И дядя Эдди, который уже тогда был коммунистом, а позже кое-чего достиг в государстве рабочих и крестьян, у нас, в Карл-Маркс-Штадте, бывшем Хемнице, мог бы перечислить по именам всех этих «акул в цилиндрах», как он обычно называл капиталистов. Так что и для него, и для мамы было, пожалуй, даже лучше, что они не дожили до введения западных денег. Тем самым им не пришлось и тревожиться о том, что будет дальше, когда окончательно введут евро.
1924
Колумбова дата уже была установлена. И стартовать мы хотели день в день. Подобно тому, как сей генуэзец в 1492 от Рождества Христова с криком «Отдать швартовы!» взял курс на Индию, хотя потом оказалось, что не на Индию, а на Америку, так и мы, хотя, разумеется, оснащенные более точными приборами, решили дерзнуть. На раннее утро 11 октября наш воздушный корабль в открытом ангаре был готов к старту. Запас горючего на пять мэйбаховских моторов и водяной балласт были взяты на борт в четко подсчитанном количестве. Команда держальщиков уже готова была выпустить канаты из рук, но наш LZ 126 не пожелал парить, отяжелел и никак не становился легче, потому что внезапный туман со стороны Польши нанес массы теплого воздуха и придавил весь район Боденского озера. Однако, поскольку мы не имели права ни уменьшать запас воды, ни уменьшать запас горючего, старт пришлось перенести на следующее утро. Насмешки обступивших нас зевак были просто невыносимы. Но вот двенадцатого состоялся благополучный старт.
Роман «Собачьи годы» – одно из центральных произведений в творчестве крупнейшего немецкого писателя нашего времени, лауреата Нобелевской премии 1999 года Гюнтера Грасса (р.1927).В романе история пса Принца тесно переплетается с судьбой германского народа в годы фашизма. Пес «творит историю»: от имени «немецкого населения немецкого города Данцига» его дарят Гитлеру.«Собачий» мотив звучит в сопровождении трагически гротескных аккордов бессмысленной гибели немцев в последние дни войны. Выясняется, что фюрер завещал своим верноподданным собаку.
«Жестяной барабан» — первый роман знаменитого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии (1999) Гюнтера Грасса. Именно это произведение, в гротесковом виде отразившее историю Германии XX века, принесло своему автору мировую известность.
Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе, завоевал мировую славу полвека назад романом «Жестяной барабан», блистательно экранизированным в 1979 году Ф. Шлендорфом (фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале и «Оскара» как лучший иностранный фильм). Бестселлеры Грасса «Кошка и мышь», «Собачьи годы», «Траектория краба», «Из дневника улитки» переведены на десятки языков. «Луковица памяти» — книга автобиографическая. Рассказывая о своей юности, Грасс не умолчал и о нескольких месяцах службы в войсках СС, что вызвало грандиозный скандал вокруг его имени.
«Фотокамера» продолжает автобиографический цикл Гюнтера Грасса, начатый книгой «Луковица памяти». Однако на этот раз о себе и своей семье писатель предпочитает рассказывать не от собственного имени — это право он делегирует своим детям. Грасс представляет, будто по его просьбе они готовят ему подарок к восьмидесятилетию, для чего на протяжении нескольких месяцев поочередно собираются то у одного, то у другого, записывая на магнитофон свои воспоминания. Ключевую роль в этих историях играет незаурядный фотограф Мария Рама, до самой смерти остававшаяся близким другом Грасса и его семьи.
В Германии разразился очередной скандал, связанный с публикациями Гюнтера Грасса. На этот раз нобелевский лауреат Гюнтер Грасс опубликовал белый стих «Что необходимо сказать».Израиль объявил «персона нон грата» немецкого писателя Гюнтера Грасса, опубликовавшего антиизраильское стихотворение. Об этом сообщил глава МВД еврейского государства Эли Ишай. «Сочинение Грасса является попыткой разжечь пламя ненависти к Израилю и израильтянам, а также продолжением идей, которые он признавал в прошлом, когда носил форму войск СС, — подчеркнул он. — Если он хочет продолжать публикации своих искаженных и ложных работ, предлагаю ему делать это в Иране, где он найдет понимающую аудиторию».Глава МИД Израиля Авигдор Либерман также раскритиковал произведение Гюнтера Грасса, призвав европейских лидеров осудить высказывания писателя, способные усилить антисемитские настроения.
В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.