Мое поколение - [111]

Но он сам был бледен и взволнован. Он понимал — сейчас решится все.

В цехе смеялись:

— Абрам Павлович держит пробу!

Но старик был очень бодр и уверен в успехе.

— Мои ребята не подгадят, — громко говорил он. — Я мастер. Я отвечаю.

Больше всех, пожалуй, дрейфил Павлик. Он завидовал самоуверенному Мише Рубцову. Тот говорил:

— Проба? Плевать я хотел. Я этому румяному старичку сто очков вперед дам.

А Павлик дрейфил. Он дрейфил, сам не зная почему. Учился он лучше всех, его чаще всех хвалил мастер; вещи, сделанные Павликом, уже давно шли на заводские нужды, — все-таки Павлик дрейфил.

— Засыплюсь! — бормотал он про себя. — Засыплюсь.

Раньше его работы оценивались здесь своими людьми — это была ненастоящая оценка, и Павлик знал, что мог бы лучше сделать вещь, видел все ее недостатки, неточности и шероховатости. Но сейчас ничто не скроется от острого взгляда румяного старичка.

«Главный механик, — думал Павлик. — Он по механике самый главный на заводе. Засыплюсь, засыплюсь я…»

Комиссия кончила совещаться и стала вызывать учеников. Каждому из них румяный старичок давал задание: одному сделать кронциркуль, другому обстрогать многогранную гайку, третьему обточить валок.

Когда очередь дошла до Павлика, румяный старичок спросил:

— Гамаюн? Что, сын Абрама Павловича?

— Нет, племянник, — пролепетал Павлик.

— Племянник мой, — гордо подтвердил мастер.

— Ага! — обрадовался неизвестно чему румяный старичок. — Ага! Так мы вот что дадим племяннику.

Он взял кусок железа с просверленной внутри круглой дыркой.

— Вот вам прямоугольник, молодой человек. Дырку видите? Вот эту дырочку-с распилите так, чтобы она стала четырехугольной. Размер, скажем, двадцать миллиметров на двадцать. Затем-с найдите кусок железа-с, сделайте из него четырехугольник тоже двадцать на двадцать. Ну-с и все. Но ваш четырехугольник, племянничек, должен так входить в отверстие, чтобы ни-ка-ко-го зазора я не увидел. Ни-ка-ко-го зазора! Идите! Желаю успеха.

Из того, что говорил главный механик, Павлик понял только, что погиб, и погиб безвозвратно. Разве он сможет сделать такую точную работу? Он горько задумался над куском железа.

Но надо было работать. Он осторожно взял напильник, повертел железо в руках. Потом взял угольник, кронциркуль. Начал даже насвистывать. Он скоро увлекся работой и забыл и о пробе, и о главном механике, и о всем на свете, — он помнил только о куске железа, который визжал под его напильником. Дыра меняла форму, принимала вид четырехугольника, железо подчинялось Павлику. Он тщательно обмерял дыру: посредине, сверху, снизу. Два миллиметра он ставил на пришабровку. Потом он стал делать четырехугольник, тихонько напевая про себя песенку, которой его научила Галя.

К концу следующего дня комиссия снова пришла в мастерскую и стала принимать пробу. На этот раз вместе с комиссией пришел и Никита Стародубцев.

Вспотевший, красный Костя спрашивал у мастера:

— Ну как?

— Будь уверенный, — отвечал громко мастер и раздувал усы, — будь уверенный, секретарь.

Но его ожидал тяжелый удар. Первая же вещь, сданная в комиссию, — кронциркуль, — вызвала насмешливую улыбку на губах главного механика.

— Что это? Кронциркуль? — кривлялся он. — Да нет, вы ошиблись. Это ножницы. Это сахарные щипцы. Это загогулинка какая-то, не имеющая названия. — Он радостно показывал вещь остальным членам комиссии: — Глядите, глядите, нет, это великолепно!

— Покажите! — мрачно попросил мастер.

Ему подали, он повертел в руках, крякнул: «Мда!..» — и швырнул кронциркуль на пол.

Следующий сдал комиссии многогранную гайку. Главный механик подбросил ее на ладони.

— Что же она, молодой человек, скособочилась у вас? Нездоровится ей, что ли? Экая она растрепа!

— Покажите! — опять попросил мастер.

Он был мрачен. Он старался не смотреть на Костю. А тот вытер рукавом пот со лба, подумал: «Вот и зашились!» — и виновато посмотрел на Стародубцева. Но тот только улыбнулся ему ласково и ободряюще.

— Следующий! — торжественно вызвал председатель комиссии.

Следующим был Павлик.

— Ага, племянничек! — приветствовал его румяный механик. — А ну, покажите-ка пробу, племянничек!

Он взял четырехугольник и измерил. Было 20X20. Он обмерил его со всех сторон: 20x20. Он пожал плечами и вставил четырехугольник в дыру: железо плотно вошло в отверстие. Механик поднес вещь к свету: зазора не было. Он всматривался, протирал пенсне, снова смотрел на свет, — нет, не было зазора. Он положил вещь на стол и погладил ее рукой, — хорошо отшлифованное, холодное железо приятно щекотало пальцы. Мастер и Костя, затаив дыхание, следили за председателем.

— А вы молодец, племянничек! — вдруг воскликнул механик. — Честное слово, молодец! Нет, вы посмотрите, какой молодец! — он протянул пробу члену комиссии.

Костя радостно вздохнул. Стародубцев засмеялся. Мастер расправил усы. А Павлик смутился и не знал, куда деваться. Но бурная радость клокотала в нем: сам главный механик сказал ему «молодец»! Он будет, будет слесарем, слесарем первой руки!

— Следующий! — вызвал председатель.

Следующим подошел Мишка Рубцов и уверенно протянул свою работу.

А дальше все пошло уже совсем хорошо. Все члены комиссии единодушно признали это. А Никита Стародубцев, собрав всех учеников, сказал им коротко: