Мое милое детство - [4]
— Довольно, больше нет.
Но зато папа так добр и так любит всех нас, мама всегда шутит, смеется, всегда весела, а няня полна безграничной нежности, ласки и заботы.
— Идите спать, мои пташки… Теперь Страстная наступает… А там скоро и праздник… К бабушке с дедушкой поедем…
Папа и мама приласкают, а няня идет укладывать спать и шепчет нежные слова… Она говорит, что любит нас, что и мы должны всех любить, что надо быть послушными, добрыми, вежливыми.
— Теперь наступают великие дни страданий Господних. Надо вспоминать их с чистой душой, — говорит няня.
— Нянечка, а ты расскажешь нам, как страдал Христос за людей? — спрашиваю я.
— Расскажу, мое золотце. Вот выдастся нам свободный вечерок, тогда обо всем расскажу… А теперь спите, деточки… Ангел-хранитель к вам ночью прилетит…
И кажется, что, действительно, прилетит ангел-хранитель и случится что-то радостное… Начинаешь дремать… Няня тихо убирает в комнате. Рядом, за стеной слышен задушевный шепот папы и мамы… Иногда этот шепот прерывается взрывом сдерживаемого смеха. Мама ведь не может не смеяться. И нам в кроватках становится смешно.
— Няня, а няня! — вдруг окликает старушку сестра.
— Ну что ты не спишь, милушка! Господь с тобой! Что тебе надо?
— А ты купишь завтра масляных булочек?
— Куплю, куплю… Спи… Старайся заснуть скорее.
Мы с сестрой очень любили маленькие четырехугольные булочки, блестящие, точно полированные… В старину их пекли в каждой булочной, а теперь таких уже нет.
Няня становится перед иконой и собирается молиться Богу. Она молится всегда долго, горячо, просит о чем-то, вздыхает и даже плачет.
— Няня, а няня… Что я тебе скажу… — вдруг опять говорит сестра.
— Ах, Лидинька, да что ж это ты не угомонишься… Ведь пора же спать!..
— Знаешь ли, нянечка… Клавдя не хочет любить царя и царицу больше тебя… Да… Спроси ее…
Я приподнимаюсь с подушки, настораживаю слух и замираю от волнения… Сестра говорит правду, и мне почему-то совестно.
— Клавдя сказала: я буду любить больше всех Бога, потом папу и маму, потом няню, а потом уже царя и царицу…
— Вот и нехорошо, Беляночка… Коли будешь так говорить, огорчишь няню… Царя-батюшку и царицу-матушку их надо почитать и любить после Отца Небесного. И можно ли их сравнивать со старой нянькой?! Это нехорошо и даже очень грешно!
— Ну, хорошо, нянечка, я не буду тебя огорчать, — говорю я испуганным, виноватым голосом. — Я буду любить больше всех Бога, потом царя и царицу, потом папу и маму, а после уже тебя…
— Вот и умница, моя ненаглядная деточка. Ты у меня послушная, добрая… Спите, родные… Завтра вербочка вас разбудит… Завтра пойдете с мамой на вербы[3]. Мама купит утюжок и корытце.
Засыпать так приятно… Детские грезы чисты и радостны… Завтра утром няня станет будить нас и, шутливо ударяя, приговаривать:
А потом пойдем на вербы… Мама обещала купить мне утюжок, а Лиде маленькое корыто… Как сладки надежды и ожидания… Мечтаешь о том, как хорошо иметь маленький настоящий утюг, которым можно будет гладить «взаправду» куклино белье… Наверно, и Лида даст постирать мне в своем корыте…
Как о несбыточной радости мечтали мы целый год: я — о маленьком утюге, а сестра — о кукольном корыте…
И завтра, завтра — эти мечты осуществятся… Разве это не счастье?!
II. Как проводили в нашей семье Страстную неделю
Страстная неделя чтилась в нашей семье и в семье бабушки и дедушки как величайшая святыня… Няня и мама одевались в темные платья, строго постились, каждый день ходили в церковь и говели. Везде у нас теплились лампады, было тихо и благоговейно. Нам, детям, почему-то бывало и жутко, и радостно. По вечерам няня часто рассказывала нам о страданиях Христа и всегда плакала… Иногда с великими святыми событиями она перемешивала и легенды… Рассказывала про птичку, которая вытащила клювом один колючий шип от тернового венца из святого лба Господа, и ее грудка обагрилась кровью… И с тех пор эта птичка святая, и ее зовут «красно-грудка»; рассказывала, как, мучась, Христос нес святой крест на Голгофу и как все, кто Его касался, исцелялись.
— Скажи, нянечка, ведь Христос воскреснет?! — взволнованно, сквозь слезы, спрашивали мы, оплакивая страдания Христа, которые няня передавала так жалостливо и трогательно.
— Ну, конечно, воскреснет… Но мы-то всегда должны помнить об Его страданиях и плакать о Нем.
И я помню, что в дни Страстной недели мы, дети, как-то душой проникались воспоминаниями о величайших Евангельских событиях; эти воспоминания воплощались во что-то реальное, и все выливалось в особое, святое религиозное чувство… Казалось, что Бог с нами присутствует, страдает, молится и прощает.
Когда, бывало, в пятницу Великой вечерни выносили плащаницу, мне всегда казалось, что действительно хоронят Христа… И как только запоют «Благообразный Иосиф», няня начинала горько плакать, и я за нею… С тех пор я особенно люблю эту службу и всегда вспоминаю чистые детские слезы о Господе…
В Страстную субботу мы с няней ходили и к ранней обедне, и к поздней. Мама бывала недовольна и укоряла няню:
— Ну зачем ты ребенка таскаешь в такую рань?.. Ходи одна, если хочешь.
