Моё индейское детство - [7]

Таким образом, мальчик и его пони вместе росли, проходили обучение и готовились к будущим сражениям. Мы росли отважными, и чем дальше, тем больше старались совершенствоваться в этом качестве. Хотя мы не сражались между собой по-настоящему, но иногда наши игры бывали довольно суровыми. Мы старались понять, чего стоит каждый, и всегда старались показать свою храбрость и выносливость. Ни один из нас не желал прослыть трусом. Мы хотели быть храбрыми и хладнокровными. Мы боролись, швыряли, пинали и лупили друг друга, но, как правило, не всерьёз. Иногда мы получали ушибы и синяки, как и все мальчишки, но старались не обращать на это внимания, поскольку у нас очень ценилось умение стойко переносить боль. Иногда слёзы подступали к моим глазам, но я всегда помнил слова моего отца: «Сын, будь храбрым, никогда не отступай. Сражайся до последнего и будь уверен в победе!» Это была хорошая духовная тренировка, особенно в сочетании с тренировками физическими. Несмотря на то, что я прожил много лет и побывал во множестве сложных ситуаций, я никогда не позволял гневу взять верх над моим разумом.

Некоторые индейцы имели совсем мало лошадей – ровно столько, сколько необходимо для их передвижения, но у других их было очень много. В те дни материальное благополучие человека измерялось тем, сколько у него лошадей. Состоятельный человек имел большой табун, и его типи было большего размера, с большим количеством шестов, и ему требовалось больше коней для перевозки. У моего отца было очень много лошадей, но когда мы отправлялись ловить диких пони, то присоединяли и их к нашему табуну. Когда лагерь переезжал на другое место, нам приходилось использовать многих из наших лошадей для перевозки вещей, но ещё больший табун бежал следом. Обычно это были скаковые или боевые лошади. Те же, которых использовали для перевозки, были не столь быстрыми.

Однажды мы двигались от Змеиной Реки к реке Найобрэра. Я был всего лишь маленьким мальчиком, но моей обязанностью было направлять свободно бегущих коней. Я ехал на мышастой скаковой лошади. Она была молодой и резвой, и у нее был очень нежный рот. Таким образом, она предназначалась исключительно для скачек, но не для перевозки грузов. Когда мы двинулись, поначалу я не торопясь следовал за табуном, не давая моей лошади возможности бежать. То и дело какая-нибудь из лошадей останавливалась пощипать травы, а, заметив меня, отбегала на небольшое расстояние. Но никто из них не пытался убежать, это была просто игра. Мне это очень нравилось, и я перестал обращать внимание, на каком расстоянии от остальных я нахожусь. Прямо передо мной был холм. Некоторые из лошадей взбежали на его вершину и заметили, что остальная часть табуна со всем караваном ушла далеко вперёд. Они побежали, и скоро все остальные уже неслись во весь опор. Моя лошадь, будучи прирождённым скакуном, не могла при этом устоять на месте и стала прыгать из стороны в сторону. Я пытался удержать её, но когда мы достигли вершины холма, и я увидел, что остальной табун находится в полумиле впереди, то по-настоящему испугался. Склон был крутой, а я понимал, что моя лошадь всё равно последует за остальными, и я не смогу её удержать. В течение нескольких минут мы неслись вскачь с холма, и я не мог ничего поделать. Для моего возраста я был хорошим наездником, но всё же мне было лишь шесть лет, и у меня было слишком мало сил, чтобы удержать этого коня. Я уже представлял себе, как падаю и лошадь скачет вперёд без меня. От жалости к себе я заплакал. Со слезами на глазах я пытался удержать её, натягивая узду то в одну, то в другую сторону, и наконец добился своего. Для меня это было большим достижением. Вскоре мы догнали остальных, и я перестал плакать. Потом мне было очень стыдно за это, но вокруг никого не было, и никто не видел моих слёз. Сейчас я рассказываю об этом впервые. На следующий день я попросил свою мачеху (жену моего отца) дать мне другую лошадь. Она дала мне гнедого пони, который был старше, и дальше я ездил уже на нём и потому знал его – во всяком случае, думал, что знаю.

Уже на следующий день того перехода я чувствовал себя счастливым. Гнедой конёк слушался меня, а я, верхом на нем, распевал песни, которые слышал от своего отца. При этом я несколько отвлёкся от своих обязанностей. В этот день шёл небольшой дождь, и лошади стали резвиться и брыкаться. Я с удовольствием наблюдал за этим, пока не осознал, что мой собственный пони заняться тем же самым. И он это сделал, – и именно тогда, когда мы находились на высоком холме. Он начал скакать и прыгать так неожиданно, что я не удержался и полетел вниз. Склон был очень крутой, и ухватиться было не за что, поэтому я скатился вниз до самого конца. Там рос кустарник, но он был сухой и полный колючек. Таким образом, достигнув подножия холма, я был исцарапан с ног до головы. У меня было множество ссадин на лбу, вокруг глаз и на подбородке. Кровь текла по лицу, и я заплакал. Одна из жён отца увидела, что я упал и поспешила ко мне. Она подняла меня и, увидев, что я плачу, сказала:

– Будь мужественным, сын. Ты ведь не девочка.