Модноверие - [39]

Поскольку история наша есть один сплошной художественный вымысел и все совпадения — лишь нелепая случайность, можно сейчас ради красного словца ляпнуть, будто отдельных сотрудников «Леснухи» Коля знал, когда они были еще теми самыми холеными парнями из «Известки». Но это перебор. Слишком много ступеней социальной лестницы надо преодолеть сверху вниз, больно ударяясь головой о каждую — бум! бум! бум! — чтобы скатиться с высот горних в лесную промышленность и не загнуться по пути от алкоголизма. Некоторые пробовали, но не долетали. Не хватало здоровья.

Однако лирическое отступление затянулось.

Летом 1983 года у Коли Королева, корреспондента солидной центральной газеты, умер любимый двоюродный дедушка. И Коля отпросился на похороны.

А у фотокора Саши Слонимского, верного Колиного собутыльника и напарника, умерла любимая троюродная бабушка — ну вот так совпало, — и Саша тоже отпросился на похороны.

Примерно через час Колиного начальника вызвал зам главного. В кабинете зама почему-то стоял сам главный — спиной, глядя в окно, — и тут же переминался с ноги на ногу заведующий отделом иллюстраций.

— Где твой Королев? — спросил зам. — Он мне нужен.

— У Коли дедушка умер, я его отпустил. А что случилось? Может, я как-то…

— Понятно, — буркнул зам. — Теперь ты. Где Слонимский?

— Такое, знаете, совпадение… — Завотделом иллюстраций беспомощно оглянулся на коллегу. — У Саши бабушка умерла…

— И ты его отпустил.

— Ну… В общем, да.

— Неразлучная пара индейцев — Золотое Перо и Зоркий Объектив! — бросил главный от окна, не оборачиваясь.

Двое заведующих, предчувствуя выволочку, дружно вздохнули.

— Эй, вы, — позвал главный. — Сюда идите. И туда глядите.

На газоне у памятника великому русскому поэту Пушкину лежал наш корреспондент Королев, а наш фотокорреспондент Слонимский пытался его поднять, но не мог — потому что сам падал.

— Интеллигенты, мля, — сказал главный. — Нашли место. Понимаю, но не сочувствую. Не могу их больше жалеть. Чаша терпения переполнилась. Нахер обоих. По собственному.

Приказ был исполнен в точности: нахер, обоих, по собственному.

Коля и Саша, когда протрезвели, решили, что все устроилось как нельзя лучше. Устали они работать в солидном и приличном издании, где фиг отпросишься с работы, пока дедушка живой. Им нужно место немного попроще, и такое есть поблизости, и там именно сейчас, по слухам, есть вакансии.

Подбадривая друг друга, они двинулись опять на Пушкинскую площадь, только в соседний дом. В приемной Коля поправил галстук и расправил плечи, Сашу попросил молчать и улыбаться, а сам скрылся за дверью с табличкой «Главный редактор». Пожаловался на нелегкую судьбу русского интеллигента, пообещал, что будет хорошо себя вести, и за Слонимского ручается — ну вы же знаете Сашу, он гений фоторепортажа, а уж под моим чутким руководством…

— Ага, — буркнул главный редактор. — Слыхали. Настоящие индейцы, Верная Рука и Меткий Глаз! Точность на разливе — до миллилитра.

— Мы сделали выводы, — сказал Коля. — Мы больше так не будем.

— Разумеется, не будете, — согласился главный. — Николай, давай начистоту. Вы с Сашкой вот-вот покатитесь по наклонной. Кто-то должен остановить ваше падение. Мне неприятно быть жестоким, но в конце концов, я же вас обоих еще совсем зелеными помню… А не синими!.. Значит, вы напишете заявления «по собственному», только без даты, и я положу их сюда, в ящик. И вы будете помнить, что они там лежат. Это вас дисциплинирует хотя бы в служебное время… Я надеюсь.

— Спасибо! — абсолютно искренне сказал Коля.

Через неделю обоих оформили в газету «Труд».

— Старик, ты гений! — сказал Саша. — Это надо отметить.

— Только не здесь! — Коля оглянулся на бронзового Пушкина. — От нас в ближайшее время потребуется известная бдительность.

Они сели в Доме журналиста, и там со всей возможной бдительностью — отметили. Выйдя ближе к ночи на свежий воздух, Коля первым делом принялся крутить головой. Не обнаружив в поле зрения памятника великому русскому поэту, он облегченно вздохнул, расслабился — и плавно съехал по забору на асфальт.

Поначалу на новом месте все шло нормально, а друзья, как и обещали, действительно хорошо себя вели. Без единого замечания они дотянули аж до новогодней пьянки в редакции — там Коля упал лицом в тарелку, но это сочли невинной шуткой. В феврале Коля ощутил характерный зуд во всем организме — душа хотела праздника так, что прямо сил нет, — и отпросился на похороны дедушки. Чудом ему хватило выдержки удалиться на безопасное расстояние от Пушкинской, и праздник обошелся без громких последствий. Только главный назавтра погрозил друзьям пальцем издали, но ласково, отечески, не осуждая.

Увы, весной их с Сашей послали в командировку в Красноярск. Бдительность уже совсем притупилась, лететь было далеко и долго, поэтому они немного выпили для бодрости в аэропорту и потом чуть-чуть добавили в самолете для храбрости. Рядом оказались красивые девушки, и Коля решил с ними познакомиться. Бодро и храбро. А впереди сидел какой-то лысый. Он повернулся и сказал:

— Молодые люди! Давайте потише!

Лысый нашим героям не понравился. Как нельзя кстати у Саши в кармане нашлась «книжечка» троллейбусных билетов. Друзья начали отрывать билетики по одному и лепить их — тьфу! шлеп! — лысому на лысину. Получилось очень весело. Лысый впал в прострацию и больше никому не мешал до самого приземления.