Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа - [3]
Следующим поводом для счастья было пасхальное воскресенье. Я помню все шляпы своей матери — тогда они казались мне чем-то из ряда вон выходящим, но теперь я понимаю, что на самом деле они были довольно консервативными. На Пасху двух моих сестер и брата Джека (он у нас был спортсмен) наряжали во все новое. Для меня это был редкий повод помодничать. После службы я не помнил ни слова из того, что говорил священник, зато во всех подробностях мог описать костюм любой из двухсот присутствовавших в церкви дам и в следующие несколько воскресений вел дотошный учет, подмечая, кто из них дольше всего проносил цветочные бутоньерки (их хранили в холодильнике и доставали только по воскресеньям).
Дальше по календарю следовал день летнего солнцестояния и костюмированное торжество. Наряды для него делали из креповой бумаги. К стыду своих консервативных родителей, за годы пребывания в детском саду я умудрился побывать фиалкой, анютиными глазками и нарциссом. Я всегда обожал переодевания и предпочитал играть с девчонками, ведь у тех были самые красивые костюмы роз, — и обычно я получал по первое число, если мать заставала меня за этим процессом. Мальчишек наряжали пчелами и гусеницами, а меня это ни капли не интересовало.
Летом мы жили в нашем маленьком пляжном домике на южном берегу Бостонской бухты и носили только купальники и шорты. Просоленный пляж тянулся на многие мили в обе стороны, и мы ходили жутко обгоревшие. Никто не надевал ничего цветного и веселого. Единственным приключением оставалась воскресная служба: нас с братом и сестрами наряжали в накрахмаленную белую одежду и белые как мел туфли. Пока священник читал проповедь, я разглядывал женщин и решал, какая из них самая элегантная. Это была чудесная игра, и к концу лета я составлял рейтинг самых интересных женщин с пляжа.
Возвращение в школу было кошмаром. Я питал полное безразличие к чтению, письму и арифметике, и те отвечали мне взаимностью. Я переходил из класса в класс главным образом потому, что ни один учитель не хотел снова видеть меня на следующий год. Из школы я помню лишь часовые занятия искусством раз в неделю. У нас была замечательная, немного странноватая учительница. Она читала нам «Винни-Пуха» и рассказывала о венецианском дворце Изабеллы Гарднер в центре Бостона. Целый час я проводил в мечтах и фантазиях. Разумеется, я сразу влюбился в Изабеллу Гарднер и ее позолоченный дворец, и она до сих пор остается моим источником вдохновения.
Можно сказать, что с первым визитом в музей Изабеллы Гарднер началась моя жизнь. Наша чудесная учительница отвела нас поглазеть на «великолепие Ренессанса». Для меня открылись врата рая, и с тех пор мое желание создать мир, полный экзотической красоты, было уже не унять. Сколько бы раз мать ни ловила меня в нарядном платье из персикового атласа (а я надевал его чаще сестры), сколько бы мне ни доставалось за это, я уже тогда понимал, что моя судьба — делать женщин прекрасными.
Жизнь после школы была веселее: я прятался в комнате и строил модели аэропланов и театральные декорации. Каждый месяц я сооружал новую декоративную композицию согласно времени года, а еще вечно подбивал соседских девчонок участвовать в драматических постановках, для которых сам делал все костюмы из креповой бумаги. Самая высокая корона всегда доставалась мне, как и самый длинный пурпурный шлейф, украшенный горностаевыми хвостами из отцовской бумаги для заметок.
Еще я постоянно тайком доставал и примерял мамино свадебное платье, расшитое жемчугом и крошечными атласными розочками. В нашем доме это была единственная красивая вещь.
Сильное влияние на меня оказало радио: думаю, именно ему я обязан своим развитым воображением. Вместо того чтобы делать домашнюю работу, я слушал «Стеллу Даллас», «Хелен Трент» и мою любимую Хелен Хейс, которая жила в Нью-Йорке и вела там роскошную жизнь. В своем воображении я одевал героинь мыльных опер и придумывал для них великолепные наряды.
В детстве нам разрешали ходить в кино только в субботу днем, когда показывали ковбойские фильмы с погонями и драками. Мне это было совершенно неинтересно, я мечтал попасть туда в субботу вечером и посмотреть кино с Гретой Гарбо, Кэрол Ломбард и «Унесенных ветром». Увы, мне это ни разу не удалось, и я впервые увидел эти ленты лишь в 1950-х во время повторных показов.
Я рос, и важной частью моего воспитания были подработки в свободное от школы время. Мне очень нравилось работать, ведь за это платили деньги, которые я тут же тратил на что-нибудь яркое и красивое в ближайшем магазине «Все по пять и десять центов». Я очищал от снега длинные дорожки от улицы к дому и на заработанные деньги покупал роскошные подарки матери и сестрам. Я готов был заниматься этим хоть целый день, лишь бы в мои замерзшие руки упала пара долларов, на которые потом можно было купить что-то красивое. Как-то раз я купил все необходимое, чтобы самому сделать шляпку. И у меня получилась самая дурацкая шляпа в мире: над правым глазом нависала огромная роза, похожая на капустный кочан, а сзади шляпа завязывалась на ленточки. Увидев ее, мать чуть не упала в обморок от стыда.
