Модификации романной формы в прозе Запада второй половины ХХ столетия - [48]

Слияние описания и аналитической рефлексии видоизменяет реально-достоверную форму при воспроизведении Турнье внутреннего мира своего героя, состояния его сознания, способности мыслить. Имитируя в несобственно-авторской речи ход рефлексий Робинзона, Турнье вмещает описание в логическую схему «тезиса», его «развития» (причем возможен и «антитезис») и обобщенного «синтеза». В сцене строительства «Избавления» в первые месяцы пребывания на острове Робинзон терпит первую неудачу, поняв, что «невозможно протащить по песку до моря судно, весящее более тысячи фунтов» (54). В этот момент, когда Робинзон постигает «ту важную метаморфозу, какую претерпел его разум под влиянием одиночества», в том же вербальном выражении дается аналитическая «теза», конкретизированная в развернутом описании обнаруженных изменений в мыслительных способностях: «Похоже было, что область его мыслительной деятельности одновременно и сузилась, и углубилась, Ему становилось все труднее думать о нескольких вещах разом, все труднее переходить от одного предмета размышлений к другому». И хотя автор уточняет направление мысли Робинзона — «таким образом, он понял», — развитие тезиса — это, фактически, отстраненная от сознания героя авторская рефлексия: «…окружающее служит для нас постоянным раздражителем не только оттого, что будоражит нашу мысль, мешая вариться в собственном соку, а еще и потому, что одна лишь возможность «чужих» приоткрывает нам завесу над целым миром явлений, расположенных на периферии нашего внимания, но в любой момент способных стать его центром». И обобщающее умозаключение тому дается как итог авторского анализа: «И вот это-то периферийное, почти призрачное присутствие вещей, которые нынче перестали заботить Робинзона, постепенно исчезло из его сознания». Однако это не абстрагированное размышление, оно подчинено объяснению конкретного жизненного факта, ибо в силу произошедших изменений в разуме Робинзона (как резюмирует следствие автор), «поглощенный строительством «Избавления», он упустил из виду проблему спуска на воду» (54).

«По-видимому, одна из основных особенностей французского романа XIX века, — пишет Б.Г. Реизов, — страстное желание как можно полнее и глубже объяснить изображаемое: сюжет, персонажей, общество, их окружающее, связи между личностью и средой»[330]. В этом осмыслении обретенного опыта романом прошлого века — и писательской работы с материалом, и характера романной формы — отмечена жанровая константа романа, проявившаяся и в прозе Турнье как неоклассической. Подобно традиционному роману, «объяснение» у Турнье — явление эстетическое и проявляется в разных формах: принцип причинно-следственного соединения материала в связное повествование; авторский анализ и медитации героя; соотнесенность внешне-событийного действия и внутренней жизни Робинзона, рефлексивно-описательная картина которой дается в его log-book'е — развернутом дневнике-монологе Робинзона; синтез конкретно-бытового и мифологической образности как художественно опосредованное объяснение вечно-вневременного смысла каждодневного факта.

Полифункциональный в художественном мире Турнье, дневник Робинзона вводится в повествование сюжетно-мотивированно. Вначале Робинзон находит книги в каютах «Виргинии», безнадежно «испорченные морской водой и дождями» с исчезнувшим полностью текстом, «но он сообразил, что, высушив их на солнце, сможет использовать чистые страницы для ведения дневника» (63). А заменитель чернил ему предоставили рыбы-двузубы, из отжатой студенистой массы которых он получил подходящую для письма (пером грифа) жидкость «великолепного пурпурного цвета» (64). Но в смысле мотивировки событий важнее, пожалуй, второе включение в повествование текста log-book'a. Дневниковые записи Робинзона исчезают со страниц романа после уничтожившего все порохового взрыва. И появляются вновь, когда Робинзон неожиданно обнаружил в яме, «под толстым слоем песка и пыли, log-book — книгу, заполненную размышлениями, — и два чистых, еще не начатых тома» (255), а очиненными перьями альбатроса и «горшочком синей краски из коры красильной вайды» (255) его обеспечил Пятница.

Вводимый в текст романа log-book Робинзона отмечает два разных момента в жизни героя Турнье и, фактически, раскрывает в каждой из частей внутреннее состояние, самоосознание и мирочувствование двух «разных» Робинзонов. Первый — близкий литературному архетипу (увековеченному Дефо); второй — демифологизированный и заново мифологизированный Турнье — новый мифопоэтический тип, созданный автором «Пятницы»: «солярный» Робинзон. Первый — цивильный англичанин здравомыслящего и морализаторского XVIII столетия, но отягощенностью одиночеством, идеей «другого», проблемами «смерти» и «секса» воплощающий «ментальность» человека ХХ столетия. И второй — живая антропоморфизация мистико-метафизической идеи созерцательного слияния с Солнцем. Всецелое пребывание в этой экзистенциальной сфере сконцентрировано в единственном интеллектуальном желании знать. И Робинзон патетически вопрошает Светило: «Согласуется ли мое преображение с твоей блистательной сутью?» (259).