Модернизация из кунсткамеры - [2]

Мануфактуры фактически не являлись собственностью их владельцев, а передавались им на временное исполнение «госзаказа». Сами владельцы рассматривались в качестве мобилизованных на госслужбу. Пресекалась конкуренция, запрещалось создавать компании без ведома госколлегий.

Чиновники захватывали наиболее прибыльные предприятия. Борьбу с монополиями начал только Петр III, указом 1762 года разрешив заводить фабрики даже крестьянам.

Историки до сих пор спорят о численности населения при Петре. Его сторонники доказывают, что за годы петровских реформ население выросло с 11,2 до 15,6 млн человек. Однако есть и абсолютно противоположные оценки, показывающие, что к концу правления Петра численность населения либо осталась на прежнем, допетровском уровне, либо вовсе сократилась на 20 %. Разнобой связан с отличиями в принципах подсчета — по дворам или по душам. Так или иначе, но постоянные недороды, страшный голод в деревнях обошлись русским людям гораздо дороже военных потерь за все годы победоносной Северной войны.

Впрочем, экономика положила предел и военным успехам. Все достижения на южных границах (на Каспийском и Черном морях) оказались временными. У России просто не осталось сил.

Бессмысленность военного флота (кроме галер) на Балтике вообще объяснялась тем, что, как писал секретарь прусского посольства в Москве в 1717–1733 годах Иоганн Фоккеродт, «водою на Россию нельзя сделать выгодного нападения, зато и Россия не много вреда может наделать соседям своим флотом. Шведские берега по случаю утесов, а прусские — по причине опасного взморья… Петр I гораздо лучше поспособил бы своим пользам и был бы в состоянии совершить более великие дела, если бы оставил в карманах своих подданных те изумительные суммы, какие затратил на флот, или употребил бы их на сухопутные войска».

Показательно, что к 1734 году Адмиралтейство имело всего 15 кораблей (по сравнению с 30 только линейными кораблями, спущенными на воду к 1725 году).

Даже удачи в бизнесе вертикаль обращала в поражение. Тот же Фоккеродт описывал такую историю: Петр послал в Амстердам русского купца Соловьева. Человек оказался способный, добился успеха, приобрел и капитал, и уважение голландского купечества. Однако в 1717 году Петр по внушению конкурентов велел тайно вывезти купца из Голландии. Тогда разом упала вся русская торговля в Амстердаме, и после русским уже не удавалось добиться там доверия.

В 1728 году все кассы двора были истощены. Стоимость кредита для частных лиц достигала 12–15 %, а через два года снизилась до 6–8 %, и все кассы были полны. Причина — перевод двора обратно в Москву, за счет чего произошло улучшение управления (из-за сокращения необходимых коммуникаций) и снижение затрат на содержание аппарата управления государством.

Ключевский очень точно написал: «Деятельность Петра была скорее потрясением, чем переворотом… Рядом с властью и законом не оказалось всеоживляющего элемента, свободного лица, гражданина».

Не удивительно, что советские вожди так высоко ценили Петра — несмотря на большевистскую ненависть к царизму. Владимир Ленин прямо приводил его в пример большевикам. В работе «О „левом" ребячестве и мелкобуржуазности» он писал: «Пока в Германии революция еще медлит „разродиться", наша задача — учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».

Если в 20-х годах прошлого века историкам еще позволялось представлять Петра I (а вместе с ним и Ивана Грозного) никчемными деспотами (как, например, это делал знаменитый в то время историк-марксист Михаил Покровский, успевший умереть своей смертью до того, как в 1936 году «покровщина» была признана вредительской), то в 30-е при Сталине картина резко изменилась. Этот феномен подробно изучал историк Кевин Платт из университета Пенсильвании. В своей работе «Репродукция травмы: сценарии русской национальной истории в 1930-е годы» он пишет: «По сути сталинское руководство использовало переозначенные мифы Ивана Грозного и Петра I в качестве апологетической риторики, спроецированной на историю. Подобная риторика была призвана уменьшить и рационализировать свойственные этим царствованиям произвол и жестокость, выставляя их неизбежной и естественной стороной любого социального преобразования во имя гуманистического прогресса и просвещения». И дальше: «Как и в случае с мифологией Петра I и Ивана Грозного эпохи Николая I, сталинская „натурализация" и легитимация их откровенно деспотичной исторической травматики вводила в действие модель коллективной идентичности, которая строилась на применении санкционированного государством насилия (или на приспособлении к нему) — в отношении людей, мнений и собственного, я“».

Со времен петровских реформ прошло 300 лет. Вместо пеньки, леса, зерна и железа мы торгуем нефтью, газом… лесом, зерном и железом.

Мы по-прежнему только мечтаем жить так же благоустроенно, как в Европе, иметь такие же хорошие дороги, как в Европе, товары не хуже, чем в Европе. Мечтаем, чтобы чиновники служили обществу, а не своему карману. Мечтаем победить коррупцию…