Модельное поведение - [26]

и т. д.

Когда он наконец успокоился, она принесла с кухни горячий чайник.

— Я не знал, что ты умеешь кипятить воду.

— Это ты о маме думаешь, а меня научили в лаборатории. Вообще, это не так уж сложно, как кажется.

— Только не говори, что мне лучше без нее.

— Не буду, потому что это разбудит твои рыцарские инстинкты. Когда-то давно я выучила, что самый простой способ оскорбить парня — это пренебрежительно отозваться о его даме. Я вовсе не хочу спровоцировать тебя броситься защищать ее.

Брук выглядела на удивление спокойной и уверенной — в этом слишком большом свитере, который Коннор отдал ей лет двенадцать назад, с волосами, убранными в «хвост», и чайником в тонкой, веснушчатой, покрытой шрамами руке. Если бы только он мог влюбиться в собственную сестру. Вообще-то, Фил уверена, что он влюблен в Брук.

— Почему бы тебе не переспать с твоей сестрой? — один из типичных вопросов, рефреном проходящих через ночи с Фил.

Коннора посетило вдруг чувство вины: ведь его опекунство над Брук тесно связано с заботой о его хрупкой подружке.

— Ее диафрагма, Брук.

— Мне казалось, что вы — поколение, выбравшее презервативы.

— Я ненавижу презервативы. То же самое, что плавать в плаще. Кроме того, у нас была полная моногамия на протяжении трех лет.

Она приподняла бровь в сомнении.

— Боже, ты воняешь, как Линчбург, штат Теннесси.

— Я пил.

— Я шокирована.

— Это не помогает.

— Хотела бы я, чтоб ты сообщил это папе.

— Я чертовски паршиво себя чувствую.

— Я знаю.

Погладив его по боку, она вручила ему кружку с портретом Бетховена, полную кипятка, в котором плавал чайный пакетик, на бирке значилось: «Лапсанг сушонг».

— Ты где так промок? — спросила она, убрав руку с его попы.

— Я сидел в душе.

— Давай-ка я найду тебе халат.

Коннор ударил кулаком в стену.

— Я не понимаю, неужели ей так хотелось сбежать потрахаться с другим, когда мне приходилось умолять ее об этом раз или два в неделю!

— Ш-ш-ш.

— Это нечестно!

— Я знаю.

Справедливость и математика

Однажды Брук занималась несправедливостью и отрицательными числами. Она совершала арифметические подвиги в классе мисс Толлитсон в начальной школе Винтерхэвен. Мисс Толлитсон была свирепой поборницей уравниловки, которая почувствовала, что Брук несколько переросла предлагаемые ей штанишки — Мисс Умная Задница. Брук же сияла в любом окружении, а особенно среди деток переженившихся вонючих фермеров, церковных попрошаек и ремонтников ломаных тракторов из центральной Флориды, из которых происходила и сама мисс Т. Однажды утром Брук успешно решила невероятно сложную серию примеров на сложение и вычитание, это раздосадовало мисс Толлитсон, и она изрекла: «Хорошо, мисс Макнайт, сколько будет семь вычесть десять?» Она сложила руки на своей тощей груди, преждевременно празднуя триумф (так об этом рассказывает Брук), ее худое лицо разрумянилось. Конечно, Брук знала, что это был подвох, но она упрямо не хотела оказаться побежденной старой бой-бабой. Ответ показался ей очевидным. В ее мозгу ярко осветился ряд чисел и отчетливо защелкали костяшки счетов.

— Минус три, — ответила Брук.

Резкое покраснение кожи мисс Толлитсон подтвердило ее открытие.

— Но мы еще не учили этого, — зашипела она, — это неслыханная дерзость, Брук Макнайт. Немедленно иди вниз в кабинет мистера Брента, и там мы посмотрим, какая ты умная!

Так Брук вернулась домой из школы, имея на совести преступление: она узнала об отрицательных числах до того, как земля Флориды решила открыть для нее этот ящик Пандоры.

Нежданный гость

Затрещал домофон, оповещая о приходе доктора Дата Халливелла.

— О черт, — сказала Брук, сконфуженно улыбаясь.

Возможно, это был самый последний человек, которого я хотел бы видеть в этот момент.

— Я избавлюсь от него, обещаю.

— Я тебе месяцами советовал сделать это.

— Коннор, пожалуйста!

— И только попробуй сказать ему, что меня бросила подружка. Мне не нужна его жалость.

— Поздновато, — заметила Брук.

Я мрачно удалился на диван и начал листать номер «Математической мысли», прислушиваясь к происходящему у дверей…

— Я только что закончил в… э-э-э… в больнице и подумал, может, ты… я не знаю… захочешь перекусить… я имею в виду, что мы не должны… о, я не знал… привет, Коннор!

Я безразлично кивнул в его сторону, притворяясь поглощенным статьей о теории узлов.

— У нас тут с Коннором небольшое семейное совещание. А ты можешь выпить с нами чашку чая.

Я гневно глянул в сторону Брук, но она не захотела встретиться со мной глазами.

— Я не хотел вам помешать…

— Ничего-ничего. Все в порядке.

Я чувствовал, что псих-доктор маячит где-то за моей спиной, опасаясь войти в комнату, стыдливо переминается в прихожей, пока Брук грохочет на кухне. Я могу себе представить, как он раскачивается из стороны в сторону, голова глубоко утоплена в плечи, волосы падают на лоб. Меня почему-то раздражает его застенчивость, хотя я и не так уж крут, чтобы начать его третировать. Может, это отражение своей застенчивости я вижу на его лице, оттого и недолюбливаю и не могу от встречи к встрече запомнить его черт.

И все же, определенно, он стоит в своих штанах цвета хаки и анораке именно так, как я себе и представлял. Теперь я вспомнил, как он выглядит. Эта его чуть наклоненная вперед осанка, его выпученные глаза и римский нос — он напоминает грифа на ветке.