Модельное поведение - [17]

Поначалу

Описав отрицательные стороны Филомены как сексуального партнера, точнее как конкретного сексуального партнера, я должен рассказать и о положительных ее качествах: в первую ночь, которую мы провели вместе, я понял: все то, что я раньше называл сексом, было всего лишь пародией на то, что я испытал с Филоменой. В ту ночь все началось плохо, вернее я думал, что плохо: мы сидели на холодном полу моей квартиры, пили чай, и Фил рассказывала мне о своих предыдущих парнях, включая и того, которого она делила со своей подружкой.

«Я видела этого парня в спортивном зале, — сказала она, — он был такой сексуальный. Мы все время поглядывали друг на друга, но никогда не заговаривали. Однажды мы вышли из зала вместе. Не говоря ни слова, он повел меня к себе домой, где просто разложил на кровати. Так было несколько раз. Потом я как-то обедала со своей подружкой Синди в ресторане, рассказывала о нем, как вдруг он появился и уставился на меня. Я встала и пошла в женский туалет. Он последовал за мной, закрыл дверь. Это был просто секс, и это было просто великолепно. Чистый секс и больше ничего».

Мне хотелось ее остановить, но было уже поздно, как будто я наблюдал разгоняющийся по склону горы автомобиль. Я был не в силах ни вмешаться, ни перевести тему разговора.

«Он был слишком хорош, им хотелось поделиться, — продолжила она. — Я попросила его подождать. Вернулась к столику и предложила Синди сходить в женский туалет. Это было как сообщить подружке новость о суперраспродаже в модном магазине».

Правда это была или нет, но история лишила меня мужества настолько, что я бы так и не притронулся к Филомене, если бы она сама не проявила инициативу. Только теперь я понимаю, что она отдавала себе отчет в своих действиях. Она (выражаясь ее собственными терминами) уложила меня на лопатки только затем, чтобы дать возможность восстать из пучины отчаяния чуть позже. Когда мы, целомудренные в своем нижнем белье, наконец переползли на футон, я дрожал в предвкушении крушения. Минуту, а может и все пять, мы лежали бок о бок в кромешной темноте, после чего она повернулась и притронулась к моей щеке возле уха. Я замер. Когда же она прикоснулась к моему бедру, я чуть не разучился дышать. Меня разозлила ее история: и сам факт, что она спала с другими мужчинами до меня, и то, что она вынудила меня узнать об этом. Но я не мог продержаться долго, и она знала это. Когда она кончиком языка прикоснулась к мочке моего уха, меня затрясло.

В конце концов я набросился на нее, но она внезапно отдалилась, будто потеряла интерес. Обезумев от страсти, я атаковал снова и снова, и, неожиданно уклонившись от одного из выпадов, она приняла вызов, перекатившись, оседлала меня и начала пытать, скользя ритмично и продуманно и застывая в те моменты, когда я ускорялся, избегая кульминации так искусно, что казалось, будто наши движения — это единое дыхание, освобождающее меня из паутины крепких нитей, которыми она меня опутала.

Когда все было закончено, я чуть было не заплакал от благодарности и облегчения.

Она потеребила мои волосы:

— Разве не сказано, что все всегда заканчивается?

— Конец — это лучшая часть.

В сумраке зари я увидел, что она качает головой: — Нет, самая лучшая часть всегда где-то между серединой и концом, но мы никогда не можем точно знать, когда придет конец.

Еще позже я спросил ее, зачем она рассказала мне ту дикую историю.

— Это сработало, не правда ли?

— Так это была правда?

Вместо ответа она положила руку на мой член.

Что она нашла в Конноре

Возможно, на нее произвели впечатление его знания, его легкость в обращении с чужим языком. В контексте «странник в странной стране» Коннор был весьма незаурядной фигурой. Способный защитить в случае домогательств в метро, выбрать еду по меню, не сверяясь с пластиковыми муляжами на витрине ресторана, уточнить направление и выругаться, когда это необходимо (последнее сделать не так-то просто, потому как японский язык удивительно беден в плане бранной лексики и, в противоположность тому, перегружен восхвалительной и превозносящей лексикой). В общем, все это к тому, что он очень сомневался, что все обернулось бы так же, если бы они познакомились в Штатах. Предыдущие его амурные истории отнюдь не распаляли зависть в сердцах других мужчин, а его относительный успех в Японии объяснялся новизной: будущие домохозяйки не прочь были поразвлечься с иностранцем. Однако в сравнении с теми мужчинами, что знала Филомена, Коннор был практически святой.

Ее отец исчез, когда ей было три года, а о мамашиных дружках она могла сказать лишь, что одни оскорбляли ее больше, чем другие.

— Даже более того, — заметила она, но Коннор не переспросил, он не желал знать подробностей. Это была темная комната, в которую он не хотел входить и боялся даже приоткрыть дверь.

В середине ночи она разбудила его криком, во сне обращаясь к Дуану, ее отчиму, умоляя его прекратить… Коннор так и не напомнил ей об этом. Они жили вместе с Дуаном, он был вместе с ними в их кровати, хотя Коннор ничем не выдавал, что знает об этом.

Покинув отчий дом в семнадцать лет, она уехала из Оклахомы с сидящим на амфетаминах дружком. Впрочем, альянс продолжался лишь до тех пор, пока она не поняла, что он собирается расплатиться ею со своими кредиторами-дилерами.