Мода на невинность - [12]

– Все хорошо, – с облегчением прошептала я, ложась на подушки. – Я больше не буду.

– Детка, – трепеща, робко начала тетя Зина. – Не кажется ли тебе, что ты постоянно возвращаешься мыслями к тому человеку? Что любой намек...

– Тс-с! – сказала я. – Никогда. И вообще, отстань от меня, я засыпаю...

Я и в самом деле засыпала, но даже в этом промежутке между сном и явью продолжала думать об Инессе. Никто не совершал над ней насилия, глупая напраслина на горячих южных мачо, она сама захотела. И комплексов у нее никаких нет именно потому, что она делала только то, что считала нужным. Ей захотелось – пубертат и все такое, гормоны играют, – и случилось то, от чего родились ее дети. И она не сказала именно потому, что не хотела никого обвинять, потому что сама творила свою жизнь, не оглядываясь на других людей и общественную мораль. О, какое у нее веселое, живое лицо – ни тени страдания... Действительно, не стоит гадать, кто был отцом Бориса и Глеба, может быть – сам бог? Нет, это кощунство, нельзя так думать...

На следующий день я проснулась от того, что кто-то диким голосом вопил за окном:

– Ешь! Я тебе говорю, дрянь такая, – ешь!

Я посмотрела на часы – половина одиннадцатого, тети Зины давно и след простыл, поверх стула в ее комнате лежал махровый халат, больше похожий на шкуру убитого медведя.

Я встала и осторожно подошла к окну. Напротив, в соседнем доме, Люся кормила с ложки крошечную девочку, наверное, свою дочь Милку. Именно эта девочка была той дрянью, которая решительно отказывалась от еды.

Все тело Люси тряслось, как желе, ходило равномерными волнами – от двойного подбородка до круглых икр. Не без любопытства я посмотрела вниз – у меня верхняя часть ног в обхвате была того же размера, что у нее – нижняя. Настоящая Брунгильда. Не Люся, а какая-то Люсинда.

Чувствовала я себя прекрасно, и новый день тоже обещал хорошую погоду, а больше мне ничего и не надо было. Спрятавшись за занавеску, я наблюдала, как почтенная матрона исходит гневом и возмущением, пытаясь впихнуть в свою дочку что-то густое, белое и тягучее, вроде манной каши. На веранде, за обеденным столом, сидела еще какая-то старушка, неподвижная и безучастная к воплям Люсинды. На Люсинде был элегантный пеньюар бледно-лилового цвета, весь в рюшечках и кружевных цветах, и опять она показалась мне чуть ли не сумасшедшей. Знаете ли, иногда можно встретить таких чрезмерно расфуфыренных теток, от которых шарахаются все прохожие, ибо количество кружев и оборочек перехлестывает все нормы. Вот у нас в Москве была, например, женщина в соседнем дворе, которая сама шила себе платья а-ля маркиза Помпадур и гордо вышагивала в них по городу...

Сначала я боялась, что наша соседка прибьет девочку, на ее фоне выглядевшую совсем дюймовочкой, но мои опасения были напрасны – Люсинда и пальцем к ней не прикоснулась, только орала да пыхтела, как лошадь (даже через улицу было слышно).

Девочка была прехорошенькая – как куколка, про нее можно было сказать, что она тоже являлась копией Мэрилин Монро, только сильно уменьшенной. Лицо у маленькой Мэрилин выражало крайнюю степень невозмутимости, она, как и старушка рядом, никак не реагировала на вопли Люсинды, словно однозарядный магнит, кукольная мордашка отворачивалась от протянутой ложки. Ложка туда – девочка сюда, ложка сюда – девочка туда, и так до бесконечности...

– Ешь, дрянь такая, ты мать в гроб вгонишь! Ешь немедленно!

Несколько минут, словно завороженная, я смотрела на эту сцену. Удивительно, как у таких обширных женщин вроде Люсинды рождаются такие крошечные, миниатюрные девочки! Наверное, она и не заметила, как носила ее. Удивительно славная малютка! Было бы печально, если с течением времени она превратилась в копию своей мамаши. Правильно, миленькая, не ешь...

Мимо, скрестив руки на груди, прошмыгнула вдова Чернова, с выражением набожности и терпения на лице, скользнула взглядом по нашим окнам. Обычно я редко выхожу из дома одна, только по необходимости, но здесь, в Тишинске, у меня не было таких приступов агорафобии[2], как Москве. Я быстро оделась и вышла из дома с твердым намерением совершить культурно-познавательную прогулку. Конечно, можно дождаться тети Зины, но она в последнее время задерживается в своей школе надолго, под предлогом грядущих выпускных.

Внизу, возле лестницы, сидел Филипыч и читал газету.

Мне стало вдруг смешно, когда я вспомнила свои вчерашние подозрения.

– Добрый день! – сердечно поздоровалась я.

Он сглотнул и тихо ответил:

– Добрый день.

Ровной походкой человека, который хорошо знает, что он делает, я дошла до конца улицы – ровно до того поворота, где мы были вчера с Инессой. Именно со вчерашнего дня я дала себе слово походить на Инессу, которую никакие жизненные трудности не могли сломить.

– Ладно, – сказала я себе. – Что такого ужасного в том, что я решилась прогуляться одна, почему я так нервничаю?

Было тихо, и пахло зацветающей черемухой.

Потом я увидела Глеба, одного, – он стремительно катился вслед за мной. «Здесь каждый день похож на другой, – благоговейно подумала я. – Все повторяется».

– Привет, – сказал он, когда нагнал меня. – Гуляете?