Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой - [30]
Во время русско-турецких кампаний возникали разговоры о «греческом проекте» Екатерины II. Его цель — освободить греков из-под османского владычества и создать некую новую Византию, официально независимую, но послушную воле российской императрицы. Проект остался на бумаге и в легендах, однако греческие образы, культура и костюмы гармонично вплелись в пестрое полотно русской военно-светской моды. Французские неоклассические платья, что появились в гардеробах императрицы и первостепенных столичных модниц, называли греческими. Они упоминаются в 1771 году, в самый разгар Русско-турецкой войны. Тогда Екатерина II явилась в маскарад в греческом платье и этим вдохновила Антония Палладоклиса, эллинского переводчика и стихоплета, на оду, в которой он восславил победы императрицы и сравнил ее облачение с одеждами Александра Македонского и его матери.
Греческие платья оставались излюбленными маскарадными нарядами, пока был актуален «греческий проект» и Россия все еще воевала с Турцией. В 1791 году, после победоносного окончания кампании, Григорий Потемкин устроил баснословный по масштабам и роскоши «викториальный» маскарад в Таврическом дворце. «Каждый платья делал от себя, — сообщал Тимофей Кирьяк. — Кавалеры одеты были в испанскую одежду, а дамы в греческую. У дам как чалмы, так и платья богато вышиты золотом; пояса и ожерелья блистали драгоценными каменьями» (Кирьяк Т. П. Потемкинский праздник 1791 года // Русский архив. 1867. С. 691).
Этот костюмированный бал состоялся в апреле, а летом 1791 года греческое платье превратилось в парадное. 2 июня императрица Екатерина присутствовала в нем на литургии и за обеденным столом, а 24 июня обедала в обществе цесаревича и кавалеров. В 1793 году «Камер-фурьерский журнал» сообщает, что греческие платья носят и фрейлины: «4 апреля. По собрании в Эрмитажном зале… находились фрейлины в греческом платье».
С 1793 года количество упоминаний этих нарядов в «Камер-фурьерских журналах» растет. Их надевали в основном на маскарады, литургии, небольшие «комнатные» балы в Зимнем. В траурные дни императрица и фрейлины носили черные греческие платья. И даже во время торжеств, когда дамы являлись ко двору в придворных русских нарядах, императрица выбирала греческое платье.
Нелишне упомянуть и о том, что мода на цыганские хоры появилась в России также благодаря войнам с османами. Первых сладкоголосых певцов выписал из Молдавии в Москву граф Алексей Орлов. Произошло это в 1774 году, после окончания Русско-турецкой войны.
Как только закончилась война с Портой, в Европе вновь заговорили о «польском вопросе». В мае 1791 года Четырехлетний сейм принял конституцию, ограничившую власть короля. В Польше началось патриотическое движение под началом Тадеуша Костюшко. Консервативная шляхта обратилась за помощью к Екатерине II, и она отправила в Польшу войска. В бесславном походе отличился Александр Суворов — организовал стремительный штурм Праги (предместье Варшавы) и предрешил успешный исход борьбы с инсургентами. Речь Посполитую еще раз грубо разделили.
В России полагалось восхвалять этот поход и его главного героя Александра Суворова, ставшего фельдмаршалом. Мода, послушная императорской воле, отозвалась патриотическими новинками — чепцами «Варшавский» и «Суворов». Вероятно, именно их бросали в воздух во время встречи победителей. В 1795 году модный журнал сообщал: «Варшавский чепец теперь весьма многие дамы носят. Тулья его делается из сложенного разными складками атласа, который бывает цветом белый, алый или фиолетовый. Опушка делается из узких атласных лент, положенных мелкими складками, как цветом обыкновенно бывают зеленые, наподобие лаврового венка, но часто и палевого цвета. Спереди и сзади банты такого же цвета».
О том, как выглядел чепец «Суворов» (Souvarove), тоже узнаём из прессы: «Цветом бледно-красный. Правая оного сторона подкалывается, нижний край опушается черными перьями, которые также наискось около тульи обвиваются».
Справедливости ради добавлю, что не во всякое время мода потакала монаршим желаниям и не всегда была квасной патриоткой. К примеру, в 1791–1792 годах смелые щеголихи обзавелись красными шапками, скопированными с колпаков парижских революционеров-санкюлотов. Для одних они были милой забавой, другие дамы, просвещенные в политике, выказывали колпаками свою поддержку революции. Реакция не заставила себя долго ждать: шапки объявили якобинскими, а дам — «опасными якобинками». В октябре 1792 года Николай Бантыш-Каменский, свидетель этого женского демарша, сообщал князю Александру Куракину: «В субботу призваны были к градоначальнику все marchandesses de modes (торговки модными товарами. — О. Х.), и наистрожайше, именем Самой (Екатерины II. — О. Х.), запрещена оных продажа, и вчера в Клобе ни на ком не видно оной было».
А чтобы впредь аристократкам неповадно было форсить в революционных вещицах, императрица распорядилась, чтобы каждая приезжающая ко двору дама носила черное траурное платье по казненному Людовику XVI. В середине марта 1793 года траур сняли, но и всплесков якобинской моды в Петербурге уже не наблюдалось.
