MOBY. Саундтрек моей жизни - [22]

– Тебе точно стоит курить, Дамьен? – спросил я, показав на бензин. Он ничего не ответил.

– Я вчера ночью пошел и купил бензина, – сказал Энди. – Собирался сжечь вас обоих во сне, ребята.

Я посмотрел на Ли, Ли – на меня. Оба мы вознесли безмолвные молитвы богу запертых дверей.

– Но когда я вернулся, двери у вас были заперты, так что я сел тут на матрасе и уснул.

Мы с Ли переглянулись, не зная, что делать или говорить в присутствии психопата, который, возможно, сейчас возьмет и убьет нас на месте. Тишину нарушил Дамьен.

– Мы с Энди поговорили. Ему тут не нравится. Мы съезжаем.

– Ладно, когда? – спросил я.

– Сегодня мы пойдем смотреть квартиры. Так что как только что-нибудь найдем, так сразу.

– Энди, извини, если мы тебя вчера расстроили, – сказал Ли.

– Да, Энди, извини, – добавил я.

– Поздновато для этого, – пробормотал он, не поднимая головы.

– Энди, – тихо сказал Дамьен, – пойдем смотреть квартиры, хорошо?

Энди выпрямился и многозначительно посмотрел на банки с бензином. Потом встал и перевел взгляд на меня и Ли.

– Вы должны были сгореть в огне, – сказал он и ушел в коридор. Дамьен последовал за ним.

– Бл*! – только и смог сказать я, когда они вышли из дома.

– П*здец вообще псих! – добавил Ли.

– Думаешь, он нас слышит? – тихо спросил я.

– Он п*здец псих, – прошептал Ли. – Что нам делать с бензином?

– Не знаю. На улицу выставить?

У нас это было универсальное решение. Если надо избавиться от ужасной книги, или старой пары обуви, или ручки Bic, в которой осталась одна восьмая дюйма чернил, можно просто положить эту вещь на Четырнадцатой улице, и минут через пять кто-то ее стащит в надежде продать и купить на эти деньги крэк. Четырнадцатая улица напоминала грязную речку, которая утаскивала с собой все, что оставляли на берегу. Мы взяли банки с бензином, вынесли их на улицу и поставили на тротуар возле станции линии метро L.

– Я дам объявление. «Требуются соседи в съемную квартиру. Трехкомнатный дуплекс с видом на закиданную мусором шахту вентиляции. Убийцам-психопатам не беспокоить».

День выдался прекрасным: высокие белые облака на фоне бледно-голубого места. Какой хороший день, чтобы не сгореть заживо.

– Думаешь, он бы действительно это сделал? – спросил я.

– Не знаю, – сказал Ли. – Наверное?

Мы пошли по Четырнадцатой улице на запад.

– Где нам взять новых соседей? – спросил Ли.

– Я дам объявление. «Требуются соседи в съемную квартиру. Трехкомнатный дуплекс с видом на закиданную мусором шахту вентиляции. Убийцам-психопатам не беспокоить».

Глава восьмая Машинист на линии L

Майкл Элиг был королем ночной жизни Нью-Йорка и лордом-сеньором всех клубных ребят. Он сотворил в нижнем Манхэттене блестящий декадентский мир – за несколько лет до того, как убил и расчленил своего наркодилера и попал в тюрьму. На клубных вечерах Майкла в «Лаймлайте» можно было увидеть тинейджеров-трансвеститов, старых и давно сторчавшихся геев, соревнования по питью мочи, людей, одетых гигантскими курами, буквально ведра наркотиков, валяющихся без сознания на грязных диванах знаменитостей, случайный секс в туалетах и любую другую форму грешного поведения, которую Майкл и его ребята могли выдумать, позаимствовать или украсть.

В Ист-Виллидже бывали беспорядки, люди повсюду умирали от СПИДа, крэка и рук бандитов – а посреди разрушенного города сиял Майкл, испорченный вундеркинд, похожий на херувимчика из Индианы.

Я начал временами работать диджеем в «Лаймлайте» в 1990 году, и мы с Майклом даже стали типа друзьями. «Типа» – потому что я на него работал, а еще потому, что я был натуралом, трезвенником и христианином, а он – геем, наркоманом и, насколько я мог понять, состоял в сговоре сразу с несколькими дьяволами средней руки. У нас было странное дружеское взаимопонимание, и «Лаймлайт» был нашим общим миром.

«Лаймлайт» был церковью девятнадцатого века, которую в начале восьмидесятых переделали в огромный элитный ночной клуб. К концу восьмидесятых он уже растерял былой блеск и считался унылым местом, получавшим основной доход от ретро-вечеринок для туристов. А потом в 1989 году в «Лаймлайте» появился Майкл Элиг и превратил его в место встречи клубных ребят, рейверов и готов. Большинство клубных ребят были горожанами и геями, рейверы – натуралами из пригородов, а готы жили в подвалах среди паутины. Рейверы и клубные ребята обожали техно и экстази, а готы – электронную музыку и старые церкви. В общем, «Лаймлайт» стал домом для всех трех «племен».

На одной из вечеринок Майкла в 1990 году я оказался в задней комнате, окруженный двадцатилетними клубными ребятами и рейверами под экстази и кетамином. Клубные ребята носили обтягивающую диско-одежду с толстым слоем блесток. Рейверы были одеты в гигантские мешковатые штаны и футболки большого размера с изуродованными корпоративными логотипами. Готы во всем черном пили по углам водку. Я стоял перед плексигласовой кабинкой, разглядывая самую прекрасную женщину из всех, что доводилось видеть. Она была танцовщицей гоу-гоу с длинными светлыми волосами и ангельским лицом без единого изъяна. Я был буквально загипнотизирован ее танцем под песню Deee-Lite в теплом оранжевом освещении; тут ко мне подошел Майкл.